Читать «Том 2. Пролог. Мастерица варить кашу» онлайн - страница 298
Николай Гаврилович Чернышевский
Иван Саввич Румянцев, писарь Городищева 24 лет.
Надя, горничная Карелиной 22 лет.
Платон Алексеич Клементьев, человек без особенного звания и состояния 27 лет.
Действие происходит около 1856 г. на очень скромной, почти бедной даче неподалеку от Москвы.
Действие I
Сцена – маленький зал, меблированный с идиллической простотой.
Явление 1
Надя шьет, Клементьев тихо входит, останавливается подле двери, молча ждет, покуда Надя заметит его. Но она шьет, не поднимая глаз.
Клементьев. Надежда Всеволодовна!
Надя (слегка вздрагивает; дружески и с упреком). Платон Алексеич! Вы! Как вы здесь! (Между тем он подходит к ней и протягивает ей руку. Она берет ее.)
Клементьев. Я приехал чтобы опять поговорить с вами.
Надя. Боже мой, да вы смеетесь!
Клементьев. Нет, Надежда Всеволодовна.
Надя. Господи, – да как же это можно! В пять лет, чтобы молодой человек не забыл! Ни за что не поверю! Особенно, когда и в то время вы не могли думать этого серьезно.
Клементьев. Вы не могли тогда понимать серьезно, вы были слишком молоды, а теперь я хочу требовать решительного ответа. – Вы еще никому не давали слова? Да сядем же (садятся). Друг мой, Наденька, ты еще никого не любишь, тебе некого полюбить кроме меня, – ты будешь любить меня?
Надя (молчит – принимается шить).
Клементьев. Наденька, милая моя, единственная моя милая. – Кому полюбить тебя, кроме меня – полюби меня, моя добрая, ненаглядная (берет ее за руку).
Надя (вырывая руку). Стыдно вам, грех вам, Платон Алексеич, обнимать честную девушку (закрывает лицо руками и плачет).
Клементьев. Наденька, пять лет прошло с тех пор – и ты осталась прежняя! (Это с сожалением и тихим упреком.)
Надя (попрежнему). И вы не переменились! Как тогда хотели обольстить меня, так и теперь!
Клементьев. Наденька, не ко мне, а к тебе идут слова: не стыдно ли, не грех ли тебе обижать меня.
Надя (тверже прежнего). Нет! Я не обижаю вас, Платон Алексеич. Я только думаю о вас правду.
Клементьев. Тогда я хотел обольстить вас, Наденька! Когда ж? Когда бывало, по детской резвости, вы подбежите, и поцелуете меня, а я скажу: не хотите венчаться со мною, то не хочу и целовать вас, – бывало ли так, Наденька, или нет?
Надя (молчит).
Клементьев. То было ли хоть раз, что я заигрывал с вами? Как же это в то время я обольщал вас? А теперь? Или за границею мало девушек, некого было обольщать? Если бы мои мысли были об этом, некогда было бы мне и вспомнить про вас, расстаться с тою жизнью, чтобы ехать сюда. Там лучше жить, нежели у нас. Вы сама, Наденька, можете понимать это. Вы видите, самые лучшие вещи, какие у нас есть, едут к нам из-за границы. Зачем же бы мне ехать назад, если бы вы не были для меня милее всего на свете?
Надя (подпирается лицом на руки и сидит задумавшись, молча).
Клементьев. Что же вы скажете, Наденька, – все-таки я только обманываю вас?
Надя (молчит).
Клементьев (жмет ее руку, оставляя эту руку в прежнем положении, как она подпирает лицо). Что же, Наденька: обманываю?
Надя (опять закрывая лицо, но теперь не с рыданием, а только грустно). Я не знаю, что мне думать, Платон Алексеич.