Читать «Том 2. Пролог. Мастерица варить кашу» онлайн - страница 283

Николай Гаврилович Чернышевский

Господи, зачем же это так? Да так ли в самом деле?..

Плохо дело наследственных принципов морали, как дошло до вопроса: да так ли на самом деле? – Лишь вздумал взглянуть, с первого взгляда видишь: не так. Эта мораль – нескладица и ложь. Такая нелепая нескладица, такая явная ложь, что с пяти лет у каждого неглупого ребенка уже набралось довольно наблюдений, чтобы захохотать над этою нескладицею, презреть эту ложь, как только вздумается подумать о ней. С раннего детства в каждой неглупой голове уже сложился ответ. – незаметно сложился, так легко и просто слагается он. – и, незамеченный, лежит совершенно готовый в дремлющем уме. – и как явилась надобность. – чуть встрепенулась мысль. – он и тут, готов, ясен, решителен. Помню, точно такая же история была и со мною: все верил, верил в эту мораль. – пришлось подумать о ней. – и вижу; да, какое же, будто я верил в нее! – Может быть, и верил, когда мне было

два года от роду. – но с той поры, как помню себя, всегда видел, что люди чувствуют не по этой морали. – всегда слышал, что и живут по ней лишь те, кому не представляется надобности жить не по ней, – с тех пор, как помню себя, не верил в нее. – а только воображал, будто верю, потому что не вздумалось подумать: да точно ли верю?

Так было и с Мери. До сих пор она воображала, что верит в мораль, проповедываемую дядею и его сотрудниками и сотрудницами в деле ее нравственного воспитания, всеми этими Аннами Федоровнами с мужьями, отцами и сестрами. – нравственными людьми, это бесспорно. – воображала, что верит в нее, уважает ее, следует ей. – до сих пор ей так воображалось, потому что не было нужды всматриваться в то, много ли смысла и правды в этой нравственности. Ей говорили: «Не бери чужого». - она и не родилась ни воровкою, ни алчною, у нее не было охоты брать чужого; ей говорили: «Не лги», – она была горда и отважна, ложь не по натуре таким людям; – ей говорили: «Будь скромна». - она была горда и рассудительна, страсти еще не пробуждались в ней, у нее не могло быть охоты унижать себя ветреностью. Ее собственные влечения были согласны с тем, что требовалось от нее во имя морали; и она, следуя своим влечениям, воображала, что уважает внушенную ей мораль… А как только вздумалось ей спросить себя: «Да так ли?» – она с удивлением увидела, что давно, давно знала все, нужное для решительного ответа: «Это глупость, это глупая ложь!»