Читать «Третий Меморандум» онлайн - страница 75

••••••••••••

Замыкающий шествие следопыт перед тем, как скрыться за разлапистыми мече-листьями саговников обернулся и помахал рукой. Чернявая девчонка около Казакова запрыгала, махая в ответ. Казаков задумчиво посмотрел на нее, повернулся и стал спускаться по шаткой и скрипучей лестнице, стараясь не касаться перил – бурая обезьянья кровь была отчищена небрежно. Не по-апрельски жарило солнце, какие-то мошки толклись в воздухе. Александр расстегнул куртку; подумав, он расстегнул еще и две верхние пуговицы рубашки и, увязая во свежевспаханной земле, побрел к группке жизнерадостных землепашцев, устроившихся поблизости на перекур. Полчасика можно было отдохнуть.

ХVI

О люди,

Ваши темные дела

Я вижу, но волнуюсь не за души, А лишь за неповинные тела!

Ведь это все же не свиные туши!

Л. Мартынов

– Мир дому сему! – Серега, настороженно улыбаясь, стоял в дверях прокуренной Валерьяновой каморки. – Что грустишь, командор?

– Мир входящему, невесело усмехнулся Валерьян. – Опекать пришел? Брось – неблагодарное занятие.

Валерьян ничком лежал на кровати, пристроив под подбородок неимоверно грязную подушку, и смотрел в окно. Тупо. Бардак в комнате был жуткий, одежда и книги разбросаны по углам, а стол украшали во множестве консервные банки, переполненные окурками. Переступив порог, Серега запнулся о тяжеленный черный кирпич фолианта, по-видимому, служившего вместо коврика.

– Плутарха вот читаю… – счел необходимым пояснить Валерьян. – Входи, коли пришел, садись, чай вот…

Чай в колонии был роскошью редкой, почти непредставимой, и Жуков не преминул принять приглашение.

– Самодержец снабдил. Из сердобольности, очевидно. Сердце у него широкое, мягкое… – еще раз прокомментировал Валериан и вернулся к созерцанию стенки. Он замолчал надолго. Пристроившийся на табурете Серега, демонстративно-громко прихлебывая, пил остывший «чиф».

– Что скажешь, комиссар? – первым не выдержал Вальрьян. Он шумно повернулся на койке, закурил, и, пристроив голову на согнутую руку, впервые взглянул на Жукова.

– Взглядец у тебя, старик… – Серега поежился. – Брось ты, бесполезно. О себе подумай, о ребятах!

– А я о ком? – перебивая, заговорил Валерьян. Было видно, что вся эта муть накопилась уже, перебродила, и теперь он даже рад серегиному визиту, рад редкому шансу выплеснуть хоть кому-то тоскливую бредятину последней недели.

– Ты же видишь сам, на работе я паинька. Все нарадоваться не могут: «Ах, ускоренные темпы! Ах, куда же мы без него!» Саня за сдачу крольчатника лично потрепать по плечу изволили. При стечении публики. Мальчики горой за своего командора, девочки из-под пушистых ресниц посматривают, влажно мерцая глазками. Лепота!

Жуков слушал внимательно, очевидно, запасшись железобетонным терпением ласкового психиатра.

– Слуш, Валерик, а может действительно не все так плохо? Забыли ведь уже! – осторожно изрек он и сразу же пожалел о сказанном: дурак! Надо было дать выговориться, а только потом…

Но Валерьян, не обратив внимания на реплику, продолжал:

– Неправильно все это! Каждый под себя тянет, и я тоже тяну. Казаков спит и видит титул пожизненного «отца нации». Голубев, Крапивко, Крайновский спят и видят низвержение Самодержца, дабы потом в полном согласии вцепиться друг другу глотки. Баграт спит и видит гибрид фриланстера и хиппистской колонии, а себя в роли Махатмы. Причем, отметь – сладко спит, собака, у себя на Бокононе. Я сплю и вижу себя – опять таки, себя! – народным трибуном, геройски издыхающим на штыках тоталитаризма. Надоело!