Читать «Цветочный крест • Потешная ракета» онлайн - страница 309

– Когда-нибудь, не сейчас, – тряс главою Ворсонофий. – Не время еще.

Феодосья дружески обняла его за плечо.

И в сей момент дверь распахнулась, и в келью ворвался Венька.

Феодосья сжала ладонь Ворсонофия.

– Ну что, голубки, попались? – ухмыльнулся Венька. – Мужеложцы похотливые!

Феодосья, с трудом понимавшая значение сего слова, недоуменно смотрела на монаха.

Но Ворсонофий вскочил в гневе и набросился на Веньку с кулаками; посыпались звуки тяжелых ударов.

Феодосья сперва испуганно прижалась к стене, но после опамятовалась и ринулась разнять бьющихся. Она крепко схватила Ворсонофия за локоть, и, к ее радости, он медленно шагнул назад, глядя на Веньку. Но потом, пошатнувшись, с удивленным взглядом упал на пол, так что глава его оказалась под столом, а ноги нелепо подогнулись.

Феодосья перевела взгляд на Веньку, в руке его темнел нож.

Венька растерянно водил очесами. Зубы его стучали.

Феодосья в ужасе ринулась из кельи и, не зная, у кого искать помощи и спасения, побежала к настоятелю.

Игумен словно ждал ее и молча отворил дверь.

Взглянув на нежные ланиты, яблоневых цветов шею, крошечные ушеса, игумен недоумевал, как раньше не разглядел он прелепую юную жену. Несомненно – жена! Но в то, что Феодосий, или как там ее, была ведьмой, поверить было невозможно.

«У ведьмы зеницы черные либо коварного зеленого цвету, власа вьются хмельными кудрями до самых лядвий и весь облик погибельный для мужей, – розмышлял настоятель. – А у Феодосия очеса словно голубые проталины небесные, власа короткие, взгляд кроткий. Нет, даже если баба он, то на ведьму никоим не похож».

– Отец Феодор, Ворсонофий – ваш родной сын! Он не хотел признаваться, дабы не смущать вас и не вредить вашей карьере, – заливаясь слезами, возопила Феодосья.

Игумен недоуменно нахмурил лоб.

– Держите бийцу! – указуя перстом на Феодосью, крикнул сзади Венька. – Он убил Ворсонофия, дабы скрыть грех мужеложства!

И швырнул на стол окровавленный нож.

Глава четырнадцатая

Обретенная

– Нет ли у вас чадца со льняными власами и голубыми очесами, трех лет от роду? – внове и внове повторяла Феодосья, обходя цыганские шатры и завешанные пологами телеги. – Не приблудился ли к вам Агей, Агеюшка Юдов Ларионов?

С той минуты, как завопила Феодосья: «Не убивал! Нет на мне такой вины! Ты – убийца!» – оттолкнула Веньку и выбежала из монастыря, ни на мгновенье не прервала она быстрой ходьбы по Москве. Сперва мчалась Феодосья, задыхаясь горьковатым осенним воздухом, наугад сворачивая в темные проулки и плутая в незнакомых слободах, дабы укрыться от возможной погони. Когда Москва осветилась ржавым светом осеннего солнца, Феодосья принялась обходить берега речек и грязных прудов, где любили стоять таборами цыгане. Обегая торжища – излюбленные места цыганок с отрочатами, рыская бродячей собакой, у которой утопили щенков, она не чувствовала ни усталости, ни холода. Покрасневшие от утреннего мороза руки, натертая сапогом голень, пылающие щеки – все это равнодушно отмечала мысль Феодосьи, но сердечная жила и разум словно не соприкасались с телом: она не чуяла под собой ног и не ощущала ледяного северного ветра, пронизывающего рясу. Озирая поварской ряд, густо вонявший тушеной репой, гороховым супом и вареным мясным, она ощутила не голод, а тошнотный позыв, едва не вывернувший пищную жилу. Феодосья ухватилась за коновязь и на минуту остановилась, морщась и сглатывая тошноту.