Читать «Ночное кино» онлайн - страница 292

Я глянул на бумажку, которую дала мне Галло.

«Усадьба Эндерлин». Квартира 210.

Из безлюдного вестибюля я на лифте поднялся на второй этаж и за стойкой узрел рыжеволосую медсестру.

– Я ищу квартиру двести десять.

– До конца коридора, последняя дверь.

Я зашагал по ковру, мимо сиделки, которая помогала какой-то старушке с ходунками. Дверь с номером 210 была закрыта, а рядом на синей табличке значилось имя – замечательно безликий «Билл Смит».

Я постучал, а когда ответа не последовало, повернул ручку. И очутился в просторной гостиной, скудно обставленной и омытой солнцем. Слева спальня с узкой кроватью, комодом, тумбочкой – абсолютно пустой, если не считать лампы и статуэтки Девы Марии, молитвенно сложившей руки. Ни фотографий, ни личных вещей, но Галло, несомненно, об этом позаботилась ради его полной анонимности или, как она выразилась, чтобы изошли черные воспоминания. «Теперь ему нужен покой», – предостерегла она меня.

– Вы Билла ищете? – бодро спросил кто-то.

Я обернулся. На пороге стояла сиделка.

– Я его только что отвезла в утреннюю гостиную.

И объяснила, как пройти. Я вернулся к лифту, пошел дальше по коридору, мимо календарей «Мероприятия», мимо объявления о «Киновечере» – «Богарт и Бэколл снова вместе!» – и, миновав двойные деревянные двери, вступил в старомодный остекленный солярий. Светло, жизнерадостно – повсюду пальмы и цветы в горшках, белые плетеные кресла, серая каменная плитка. Из старого проигрывателя возле книжного шкафа, набитого дешевыми книжками, доносилось хлипкое классическое фортепиано.

В солярии было людно. За столами над пазлами и шахматными досками сидели старики и старухи – все двигаются точно под водой, волосенки – редкими клочками облаков. Среди обитателей усадьбы попадались сиделки – они тихонько читали вслух, а одна прикалывала какому-то старику на лацкан розовую гвоздику.

Но глаза мои обратились прочь от этой суеты к одному-единственному человеку.

Он сидел в дальнем углу, спиной ко мне. Смотрел в окно. Несмотря на кресло-каталку и стариковские тапочки, был он мускулист и до странности неподвижен.

Я направился к нему.

Он ничем не показал, что меня заметил. По-моему, он вообще ничего вокруг не замечал. Взгляд его – лишенный якобы неизменных чернильно-черных круглых очков – вперился в окно, где пустым озером в обрамлении деревьев раскинулась огромная лужайка, под полуденным солнцем зелено-золотая и твердая. У него была густая серебристая, ничуть не поредевшая шевелюра и изрядное пузо, скорее величественное и даже угрожающее, нежели толстое, – будто он, как некий греческий бог, обладатель неукротимых аппетитов и темперамента, проглотил валун и это не убило его, а лишь крепко припечатало к земле. Он непринужденно раскинулся в кресле, и руки его – крупные руки ремесленника – расслабленно свешивались с подлокотников; он был точно король, что в изнеможении разлегся на троне. Я иным воображал его лицо – в нем было меньше уверенности, что ли, оно сильнее обвисло и огрубело.