Читать «Нечаянная ода» онлайн - страница 2

Вряд ли мартовские убийцы оправдались перед собой. Не оправдали их и многие наши авторы, не оправдает их, конечно, и эта грубая и глупая немецкая фильма. Таинственно мерцающий свет империи Павла и полный противоречий образ самого государя волнуют нас и теперь своею загадочностью и привлекают магически.

Все необычайно, все изумительно, все неповторяемо в этой кратковременной империи: государь, великий протектор Мальтийского ордена, мальтийские кресты на мантиях министров и царедворцев, частицы мощей Иоанна, хранимые в Гатчине, и медные орденские донаты Иоанна Иерусалимского, украшающие простых солдат, – весь этот изумительный и грандиозный замысел государя о посвящении России в рыцарство, о превращении – преображении – ее в высокий рыцарский орден.

Таинственные связи государя с московскими розенкрейцерами через архитектора Воронихина – с Новиковым, «верховным представителем теоретической степени Соломоновых наук в России», с вольными каменщиками, которые всегда чаяли видеть Павла великим мастером «осьмой масонской державы России», – также необычайны и далеко не исследованы.

Не исследована также и таинственная история заговора 1774 года о свержении Екатерины и возведении на престол цесаревича Павла, заговоре, в котором упоминаются имена князя Репнина, митрополита Гавриила, Паниных, Дашковой, в котором Д. Н. Фонвизин называется «редактором хартии российских вольностей», ограничивающих самодержавие. По некоторым свидетельствам, заговорщики были якобы выданы Григорию Орлову Бакуниным, но императрица бросила в огонь все принесенные списки со словами: «Не хочу знать, кто эти несчастные», хотя будто бы знала отлично все имена заговорщиков и среди них имя сына Павла…

Эта трагическая распря матери с сыном, эта взаимная ненависть, подавляемая из года в год, и образ, отца, зарезанного тесаком в темной Ропше, который всегда виделся отвергнутому сыну, – все это, конечно, не могло не превратить государя Павла в «неврастеника, иногда обуреваемого приступами бешеного гнева».

Но все это едва тронуто, едва угадано потомками: зловещая тьма мартовской ночи заслонила от нас и образ Павла, и его стремительное и необычайное царствование.

Оно началось ужасающим порывом бури, водоворотом, долго, слишком долго сдерживаемых чувств и планов, – внезапной грозой, огромившей современников. Оно двигалось в нагромождении чудовищных противоречий, в жесточайшей борьбе величественных замыслов с болезненными чувствами человека, изъеденного и затравленного оскорблениями, но грозы и удары, но первые шаги новой империи были действительно величественными и, может быть, ни одна власть не открывала и не обещала столько России, как необычайная империя Павла, оборванная мартовской ночью.

Вспомним хотя бы его смелый закон о трехдневной барщине, этот первый крутой удар по крепостному праву. Вспомним хотя бы его острую заботу о российском солдате. Известны случаи тесной дружбы государя Павла с простыми солдатами, известен случай помешательства гвардейского часового, смененного с поста в замке, где солдат беседовал по ночам с императором.