Читать «Венера в мехах (сборник)» онлайн - страница 175
Леопольд Фон Захер-Мазох
В первый момент мне как-то неприятно было видеть на нем женскую одежду, но вскоре восхищение, вызванное удачным исполнением его роли, пересилило всякое другое ощущение; поистине я переживал что-то сказочное. Черная кошка взяла меня под руку и на все вопросы мои отвечала мяуканием, которое попеременно выражало одобрение или порицание, не то удовольствие, смотря по тому, насколько шутки мои были удачны и насколько они трогали ее кошачье сердце. Когда мы уселись наконец в беседке, где я когда-то объяснился с Адель, черная кошка моя медленно стала мурлыкать и тереть голову о мою грудь – настоящая кошка! Я почесал за ее маленькими ушками, но тут что-то странное произошло в душе моей; я подумал: не влюбился ли я в кошку за то, что не хотел влюбиться в женщину?
Нынче я встретил княгиню на улице в первый раз со дня первого бала у баронессы. Как описать тебе вынесенное мною впечатление? Она также вышла из своего обычного спокойствия, сначала побледнела как полотно, потом кровь бросилась ей в лицо; а как она была прекрасна, невыразимо прекрасна, несмотря на свой шлейф! У меня подкосились ноги, я остановился и молча поклонился; она ответила мне подозрительным, сухим поклоном, что было ей так к лицу, и я – к чему мне лгать? – я долго глядел ей вслед, пока ее васильковое платье не исчезло из виду.
Бесспорно, человек – самое смешное и жалкое из животных. Мне кажется, что все его несчастье заключается в том, что он ходит на двух ногах. Все другие создания двигаются в испарениях земли, и жизнь их течет спокойно, согласно с непреложными законами природы; он один принужден смотреть на небо, на котором видит солнце, луну и звезды, и вот фантазия его разыгрывается, ему приходят в голову различные мысли, а эти продукты его ума сокращают и портят его жизнь.
Необходимо всегда и везде готовиться на разочарования, сильные, мучительные разочарования. Как часто я говорил себе то, что высказываю теперь, проводя блаженные часы с Анатолем, и все-таки, когда настала минута первого разочарования, сердце мое обливается слезами и мне хочется свалить эту вину на кого бы то ни было, а между тем виноват я один благодаря своей плодовитой фантазии.
В этом году весна ранняя, даже ночи теплые, а так как теперь полнолуние, то мы и придумали с Анатолем проехаться за город. Доехав до большого пруда, мы вышли из кареты и пошли пешком. В лунном свете все казалось прекрасным в этой незавидной местности; мы восхищались и кучами сора, и репейником, который приняли за розу. Вдруг страшный крик нарушил господствующую тишину и наше беззаботное, мирное настроение. «Это крик погибающего», – сказал я, ускоряя свои шаги; и в самом деле, дойдя до пруда, я увидел человека, боровшегося с водою. Анатоль равнодушно отвернулся. Перед его глазами человек погибал, а он был в состоянии шутить. Не думая долго, я сбросил с себя мундир и саблю и бросился в пруд. Когда я вытащил бедняка из воды, то я увидел, что он потерял всякое сознание; это был юноша лет пятнадцати, из рабочего сословия. Мне удалось привести его в чувство. Анатоль подбежал ко мне и заключил меня в свои объятия, дрожа всем телом. Мы сейчас же сели в карету. Я промок, как наша собака, когда я и отец купали ее в реке. На возвратном пути Анатоль стал еще упрекать меня тем, что я рисковал своей жизнью. «Жив ли такой человек или нет – решительно все равно. Кто будет спрашивать, сколько лишних лет ему теперь придется есть и пить? Такие животные существа миллионами зарождаются в одну секунду и поглощаются другою. Природа знает, зачем она пожирает своих собственных детей». – «О таких вещах нельзя философствовать, – возразил я, – это дело чувства». – «Конечно, тут философствовать напрасно. Я живо помню, какое сострадание внушало тебе каждое беспомощное больное животное, каждый воробей, вылетевший из гнезда, всякая заблудшая кошка; а летом, когда балкон в салоне был отворен и яркий свет лампы привлекал в комнату больших ночных бабочек, то мы ловили их и снова пускали в сад, чтобы спасти их крылья. Тут же дело шло о человеке, боровшемся со смертью. Что мне за радость, если я скажу себе: быть может, Анатоль глубже и сильнее любит того, к кому привяжется, если он не расточает своего чувства по клочкам. Напрасно было бы философствовать в таком случае».