Читать «Белый Бим Черное ухо (сборник)» онлайн - страница 406
Гавриил Николаевич Троепольский
– Хомут, – многозначительно ответил тот.
– Что – хомут?
– Не видишь: с Великана хомут.
– Великан захромал.
– Знаю – захромал… От ты, елки тебе…
– Ну?
– Что – ну? Другого коня дал конюх заместо моего. Сам знаешь.
– Так что ж тут такого? И поезжайте.
– А?
– Поезжайте, говорю, быстрее: спешить надо. Потник под хомут вчера подшили, подогнали хорошо. – При этом Митрофан Андреевич потрогал хомут, засунул под него ладонь. – Хорошо сидит хомут. Не задерживайтесь.
– От ты, елки зелены! У меня лошади не парные, а я сломя голову скачи. Надо все проверить, приладить и… этого… Великана посмотреть. Ты посмотри сам: может, лечить надо, а я – уеду и не узнаю. А потом ты же и скажешь: Прокофий, мол, такой-сякой. – Говорил он все это будто нехотя, с расстановками, без жестов и, казалось, обдумывал каждое слово.
Наконец терпение бригадира иссякло.
– Да до каких же пор стоять-то будешь?
– Великана посмотри, – все так же невозмутимо отозвался Прокофий Иванович.
– Тьфу! – плюнул Митрофан Андреевич и, отвернувшись в сторону, сказал: – Веди Великана! Я и без тебя его смотрел и знаю, что с ним.
– А то при мне посмотри. Лошадь, елки зелены, любит хозяина. А я, елки зелены, должен целый день думать, что с моей лошадью. – При этом он, казалось, пытался сойти с места, но это далось ему нелегко.
– Да веди же лошадь! – слегка повысил голос Митрофан Андреевич.
– Что ж ты сердишься? Тут без никакого сердца. Лошадь за мной закреплена, я на ней пять лет работаю. Как это так: сел – и уехал? Лошадь, она, елки зелены… как бы, например, к человеку приставлена.
– Прокофий Иванович! Ей-богу, не выдержу! – воскликнул Митрофан Андреевич.
После этих слов Прокофий будто и чаще зашевелил ногами, но зато шажки стали далеко мельче и никакого ускорения не получилось – одна видимость. Наконец он вывел прихрамывающего Великана. Митрофан Андреевич поднял больную ногу лошади, зажал ее меж колен и заговорил, сдерживаясь:
– Плоское копыто. Намяла под стрелкой, ковать надо на войлок.
– Вот и я так думаю. Правильно.
– Подкуем завтра утром.
– Кто?
– Кузнец, конечно.
– А кто поведет?
– Конюх.
– Не-е! Я сам. Пиши наряд! Завтра чуть свет сам поведу в кузницу.
– Ох! – вздохнул бригадир. Он написал наряд и вручил его Прокофию Ивановичу. – Ну теперь-то все?
– Все, – утвердительно ответил тот. Он аккуратно сложил наряд вчетверо, положил в полинялую кепку, надвинул ее прочно и полез в бричку. Наконец тронул лошадей, но они, чуя характер ездового, тоже не спешили.
– И уже через десяток метров Прокофий Иванович вдруг остановил их: – Тпруу! Елки тебе зелены! – Теперь он сдвинул кепку легонько на лоб, почесал затылок. Оглянулся на нас. Посмотрел на лошадей. И потом снова в нашу сторону и… продолжал стоять, пока не увидел мальчика у ворот двора. – Пашка-а! – крикнул он.
– А-а?
– Иди-ка! Мальчик подбежал и спросил:
– Чего вам, дядя Прокофий?
– Подай-ка сумку с продухцией. Вон она лежит. Заторопился – забыл.
Паша подал объемистую сумку, и Прокофий Иванович тронулся наконец с места.
– Как уж это начнут торопить, как начнут, то обязательно, елки зелены, забудешь чего-нибудь… Но-о! Заснули-и! – Он слегка взмахнул кнутом, который у него был для видимости (лошадей он никогда не бил), и выехал за ворота.