Читать «Рассказы И. Данилина» онлайн - страница 2

Владимир Михайлович Шулятиков

«Человек – все человек, а не нумер! Он хоть и простой мужик, к примеру, у меня вертельщик, у тебя ткач, а он из того же теста и из тех же мужиков, что и мы с тобой».

И если Мохов и другие подобные ему «хозяева» (напр., «сам», фигурирующий в бытовых очерках «Из записок чернорабочего»), с их чисто домостроевским мировоззрением на фоне текущей экономической жизни являются людьми устаревшими, людьми эпохи, уже отходящей в области исторических преданий, если на порядки, подобные тем, которые царят в мастерских Мохова, следует смотреть, как на вопиющий исторический анахронизм, то рабочих, состоящих под началом Мохова и Ко, нельзя никоим образом упрекнуть в отсталости и приверженности «старине».

Напротив, они – представители прогрессирующей городской цивилизации: условия борьбы за существование, в которые они поставлены, и характер окружающей их обстановки сделали их способными к высокому духовному развитию. Столичная атмосфера и товарищеская среда содействовали подъему уровня их жизненных потребностей, борьба за существование определила рост их умственных сил.

Они чувствуют себя людьми высшей культуры по сравнению с обитателями деревни. Они смеются над серостью деревенской. Они презрительно относятся к мыслительным способностям мужика: мужика, «глупую деревню», по их мнению, может как угодно провести всякий из них. Кроме того, они ненавидят мужика за его жадность к деньгам.

Остроумный рабочий Зуда (герой рассказа того же имени) увидел однажды во дворе фабрики деревенского мужика, стоящего и недоумевающим взглядом окидывающего окна фабричного корпуса. Зуда держался того убеждения, что крестьяне только и способны, что «жаловаться да канючить о деньгах». Предполагая, что и этот мужик непременно явился на фабрику к кому-нибудь из родственников для получки денег, он решил тот час же устроить ему «пакость», посмеяться над «пауком». «Паук своего рода, человек работает, а он из него деньги тянет».

Крестьянин обратился к нему с просьбой указать, где живет его сын Федот. В голове Зуды моментально созрел «план». Зуда объяснил «пауку», что сын его здесь, только видеть его сейчас нельзя, потому что он «невесту смотрит».

– Как невесту? – изумился мужик и часто-часто замигал глазами. Как же это невесту, не посоветовавшись с родными?

– Кто же теперь советуется с родными, не старое время! – вздохнул Зуда, желая вызвать мужика на откровенность.

– Поштенный, – жалобно обратился мужик к Зуде, – яви божецкую милость, отведи ты меня на смотрины-то на эти. Я бы ему дал, как невесты без ведома родителев смотреть.

– Ну, что же, пожалуй, – согласился Зуда. – Пойдем.

Они пошли. Федот, прифранченный, в лакированных сапогах, в шерстяной голубой рубахе и цветном жилете, «при цепочке», сидел на тумбе, окруженный толпой чулочниц – обитательниц соседнего дома, перед которыми он любил щегольнуть. Зуда объявил, что все это – невесты. Мужик поверил, вышел из себя, осыпал Федота упреками за непростительное дорогостоящее франтовство, а главное за намерение жениться не в деревне, не на «хозяйственной девке», без родительной воли. «Нет тебе нашего благословения на свадьбу и жену твою я в дом не пущу, – хрипло шептал он – и паспорта не дам, и тебя потребую по этапу».