Читать «Формула красоты» онлайн - страница 89

Из заводских труб поднимались кверху ровные столбы дыма, сизые на оранжевом фоне заката. Они поднимались колоннами и в вершинах, вверху размазывались по небесному своду. Воздух над калорифером тоже стал видимым и над ним, распластав крылья, парила чайка.

Автобус, ходивший между территориями, ушёл, и она отправилась пешком через мост на вторую территорию.

Стемнело, на снегу у корпуса в световых оконных пятнах лежали карандашным сором семена ясеня, напоминая ей прежнее – борьбу с Пуховым, то, что давно ушло. А ведь и он ей верно говорил: «Найди свою экологическую нишу, и в ней, как в окопе, не высовывайся?» А она высунулась.

В инженерном корпусе она поднялась сначала на второй этаж, в приёмную зама главного, проверить почту. Задание на испытания не было подписано, и она подумала, что теперь всё станет совершаться медленнее, пока не затормозится совсем.

– Он знал, предчувствовал, – говорила секретарша. Многие станут говорить теперь задним числом. – Он мне сказал: из больницы не вернусь…

Многие будут говорить, подчеркивать свою причастность, и она кивала, не слушая. А та рассказывала о последнем посещении:

– …открыла я дверь в кабинет и ведущему говорю: гроза прошла, СП улыбнулся, можете выходить…

Из приемной она прошла зигзагом коридора и поднялась по лестнице.

– Тра-та-та, – выстукивали ее каблучки, тебя здесь нет, а всё здесь по-прежнему.

Над комнатой висел вечный лозунг: «Да здравствуют советские женщины активные строители коммунистического общества». Она вошла в комнату, посидела за своим столом, опустила шторы согласно инструкции. Все так же над столом Пухова радостно скалил перепутанные зубы каверзный орангутанг Буши, на сейфе высился причудливый обрубок с надписью «Иго-го», через стекло шкафа виднелись часы и шахматы. И тут она увидела новое: в простенке окон фотографией со стены смотрел на нее с фотопортрета СП, непохожий, красивый, каким после смерти он обошёл весь мир.

Она сняла со стены портрет. Да, это был фотопортрет с обилием ретуши. Она смотрела вглядываясь и подумала о себе, как о бабочке, обжегшейся об огонь. Могла ли она, чувствуя ожог, понять значение огня? Вдруг что-то упругое подкатило к горлу. Она зарыдала, и так с портретом опустилась на стол.

– Послушайте, – теребил её за руку дежурный, – что вы здесь делаете?

Она смотрела сквозь слезы, подумала: «Типичный Ли Освальд с типичным лиосвальдским испуганным лицом».

Вошел Воронихин, сказал:

– Можете опечатывать.

И увидел её.

– Ба-а, – потянул он, как всегда неестественным голосом, – а мы послали на вас запрос.

– Я знаю, – пробовала она вытереть слезы, но ничего не получалось.

Тогда она встала и хотела повесить портрет. И с этим у неё не вышло, гвоздик вертелся в стене. Они успокаивали её, ничего не понимая, а она прощалась со всем, глотая слезы и повторяя: