Читать «Несколько дней в осенней тундре» онлайн - страница 40

Карина

— Я тебе один умный вещ скажу, — прошептала я ей на ухо, — Только ты не обижайся, ладно?

Она распахнула глаза, вопросительно глянув на меня.

— Я была непроходимой дурой тогда. Мне ведь было всего девятнадцать лет. Никакого опыта любви. Самое сильное за все детство и отрочество чувство — к учительнице литературы, — ее брови изумленно приподнялись.

— Да-да. К учительнице литературы. У нее были замечательные фиалковые глаза, когда она читала Маяковского. Это было весной. В окна лились потоки солнца, она стояла у окна, и читала классу "Облако в штанах" Маяковского. Я уже читала его раньше и, сжавшись, ждала, как она прочитает строчки с бранным словом — проститутка. Для меня это было бы крахом жизни, выговорить такое слово вслух. Я слушала, замерев, неужели она произнесет его? Господи, какой же это был класс? И вот она его произнесла — "Он выбрасывается, как голая проститутка из горящего публичного дома!" И я вдруг увидела, что у нее фиолетовые глаза. Весь остаток школьных лет я провела в мечтах совершить подвиг во славу ее. А она отчаянно ставила мне двойки, за ненаписанные сочинения. Терпеть не могла писать сочинения на заданную тему.

Я замерла, положив подбородок ей на грудь. Так бы и лежать не двигаясь, не думая. Хорошо-то как. Я медленно, как старая черепаха прикрыла глаза.

— Ну, а дальше что?

— Дальше? — все еще в образе черепахи, я приоткрыла один глаз, — Ничего. Школа кончилась, началась взрослая жизнь.

— А учительница?

— Ну, дамочка, что за вопросы. Муж, двое детей, девочки-близняшки. Да и я уехала вскоре из города.

— Ты что, никогда никого не любила? Ты не влюблялась в одноклассников, сокурсников, не целовалась в подъездах?

— Почему же? — я растянула губы в улыбке, продолжая изображать рептилию — Любила.

— И кто это был?

Я провела пальцем по ее лицу, словно прорисовывая линию ее профиля.

— Неужели трудно догадаться? Ты знаешь меня теперь лучше, чем наш участковый гинеколог.

Она приподнялась, подкладывая себе под спину еще одну подушку.

— Ты хочешь сказать, что это была тоже женщина?

— Я хочу сказать, что это была ты, — засмеялась я.

— Но у нас с тобой ничего не было тогда!

— Это было плохо заметно нынче?

— Но! — она замерла с каким-то беспомощным выражением на лице.

— Вот именно, второй, а может быть первый и последний, раз в жизни я влюбилась в завзятую картежницу, предмет обожания всего мужского населения санатория, душу дамского общества того же санатория, и преподавателя электротехники в миру. Везет мне на преподавателей!

— Но почему! Почему, черт возьми, ты тогда промолчала! Ведь был момент. Я помню. Я помню ту ночь! Каждую минуту, что ты лежала рядом. Я положила тебе руку на грудь. У тебя в глазах было тааакооее недоумение, что я готова была отрубить себе эту руку. Потом ты заснула, а я, не смея прикоснуться к тебе, только смотрела на тебя.

— Я тебе уже сказала. Я была дурой. Вообще-то это называется невинность. Но в девятнадцать лет она выглядит как дурость. Я понятия не имела о том, что между женщинами может быть что-то большее, чем дружба. Да и хоть бы намек с твоей стороны. Дама в состоянии развода, активный отдых в мужской компании, преподаватель института. Что я знала о тебе? Что в голове у тебя счетно-вычислительный аппарат, ты потрясающе точно просчитывала любую карточную игру, что ты пишешь кандидатскую диссертацию. Все. Себя я знала в те времена, правда, еще хуже.