Читать «Был ли Пушкин Дон Жуаном?» онлайн - страница 62

Происхождение поэмы носит явно интимный характер. Романтические струны поэта взволнованы сильным и ярким чувством. И это возвышенное волнение и восхищение добродетельной и стойкой красотой, как бы застывшее в поэме, до сих пор сохраняет для нас бессмертную прелесть этого «любовного бреда». В том же письме к брату Пушкин приоткрыл завесу над своими глубинными чувствами: «Здесь Туманский (чиновник на службе у графа Воронцова. – А. Л.)…я прочел ему отрывки из “Бахчисарайского фонтана”, сказав, что не желал бы ее напечатать, потому что “многие места относятся к одной женщине, в которую я был долго и очень глупо влюблен, и что роль Петрарки мне не по нутру”».

Пушкиноведы до сих пор спорят, кто же была эта женщина, о которой думал поэт в период написания поэмы и чей образ преследовал его в течении нескольких лет? В послесловии к поэме, где Пушкин описывает свое посещение Бахчисарайского дворца, он дает такое реальное и автобиографическое описание своих видений и ассоциаций, что не нужно никаких изысканий и споров, что бы угадать имя той женщины. Другие так же могли легко это сделать, поэтому поэт и запретил печатать последние десять строк. Ведь фактически эти строки – признание в любви. Внимательно вчитайтесь в его стихи:

Где скрылись ханы? Где гарем?Кругом все тихо и уныло,Все изменилось!.. Но не темВ то время сердце полно было:Дыханье роз, фонтанов шумВлекли к невольному забвенью;Невольно предавался умНеизъяснимому волненью,И по дворцу летучей теньюМелькала дева предо мной!…………………………………………Чью тень, о други, видел я?Скажите мне: чей образ нежныйТогда преследовал меняНеотразимый, неизбежный?Марии ль чиста душаЯвилась мне или ЗаремаСредь опустелого гарема.Я помню столь же милый взглядИ красоту еще земную…Все думы сердца к ней летят;Об ней в изгнании тоскую…Безумец! Полно! перестань,Не оживляй тоски напраснойЗаплачена тобою дань. —Опомнись! Долго ль, узник томный,Тебе оковы лобызать,И в свете лирою нескромнойСвое безумство разглашать.

Эта строки полностью подтверждают мое предположение, что именно о Елене Раевской говорил Пушкин в своем письме, как о женщине, «в которую он был долго и глупо влюблен». Сравните выделенные мной строки в послесловии к «Бахчисарайскому фонтану» с стихотворением, посвященном Елене Раевской. Одни и те же поэтические образы, говорящие о милой, нежной прекрасной, но преждевременно уходящей из жизни девушке. Только о Елене Раевской поэт мог сказать «…и красоту еще земную». Я считаю, что весь «любовный бред» в «Бахчисарайском фонтане», все образы крымских элегий поэта, все его переживания по поводу их напечатания относятся к Елене Раевской, скромной, нежной, поэтической натуре. Пушкин, ухаживая за всеми сестрами, питал к Елене, видимо, какое-то особенное чувство, которое было известно и самой девушке, и ее сестрам.