Читать «Был ли Пушкин Дон Жуаном?» онлайн - страница 242

28 декабря Дантес снова нанес визит Карамзиным, зная, что там будут Пушкины и Гончаровы. Описывая этот вечер, С. Н. Карамзина упоминает о душевном состоянии Пушкина, но говорит об этом с откровенной иронией: «Мрачный, как ночь, нахмуренный, как Юпитер во гневе, Пушкин прерывал свое угрюмое и стеснительное молчание лишь редкими, короткими, ироническими, отрывистыми словами и время от времени демоническим смехом».

Письмо С. Н. Карамзиной дает возможность понять, что Дантес был для поэта, как красная тряпка для быка. Ухмыляющийся красавец был неприятен поэту, но он принужден был общаться с ним как с будущим родственником в самых дружественных ему домах. Но больше всего Пушкина терзало вновь открыто демонстрируемое влечение жены к молодому Геккерну. От поэта, видимо, не укрылось и то, на что обратила внимание Софья Карамзина.

«Натали, – писала она, – со своей стороны ведет себя не очень прямодушно: в присутствии мужа делает вид, что не кланяется с Дантесом, и даже не смотрит на него, а когда мужа нет, опять принимается за прежнее кокетство потупленными глазами, нервным замешательством в разговоре, а тот снова, стоя против нее, устремляет ней долгие взгляды и, кажется, совсем забывает о своей невесте, которая меняется в лице и мучается ревностью».

Д. Ф. Фикельмон проявила больше снисходительности и понимания к жене поэта: «Бедная женщина оказалась в самом фальшивом положении. Не смея заговорить со своим будущим зятем, не смея поднять на него глаза, наблюдаемая всем обществом, она постоянно трепетала». Наталье Николаевне очень хотелось поверить в то, что Дантес принес себя в жертву ради нее и что он влюблен по-прежнему.

По словам Фикельмон, Н. Н. Пушкина не желала верить, что Дантес предпочел ей сестру, и «по наивности или, скорее, по своей удивительной простоте, спорила с мужем о возможности такой перемены в его сердце, любовью которого она дорожила, быть может, только из одного тщеславия».

31 декабря, в канун нового года, был большой вечер у Вяземских. В. Ф. Вяземская впоследствии рассказывала об этом новогоднем вечере П. И. Бартеневу: «В качестве жениха Геккерн явился с невестою. Отказывать ему от дома не было уже повода. Пушкин с женою был тут же, и француз продолжал быть возле нее. Графиня Наталья Викторовна Строганова говорила княгине Вяземской, что у него такой страшный вид, что, будь она его женою, она не решилась бы вернуться с ним домой».

Наконец в январе 1837 года была сыграна свадьба Дантеса и Екатерины Николаевны Гончаровой. Но когда после свадебного обеда, вспоминает Данзас, Геккерн-отец подошел к поэту с предложениями мира, «Пушкин отвечал сухо, что невзирая на родство, он не желает иметь никаких отношений между его домом и г. Дантесом». Все вокруг, даже близкие друзья, в один голос восклицали: «Да чего же он хочет? да ведь он сошел с ума! он разыгрывает удальца!» Однако поэту было мучительно видеть, что его жена испытывает ревность к сестре. Тем более что «молодой Геккерн, – по словам Вяземского, – продолжал в присутствии своей жены подчеркивать свою страсть к госпоже Пушкиной.