Читать «Был ли Пушкин Дон Жуаном?» онлайн - страница 226
Александр Викторович Лукьянов
Красавица Идалия была близкой приятельницей Натали. Молодые женщины познакомились еще в 1831 году. Идалия Полетика была умна, прелестна, благовоспитанна, у нее были большие голубые, ласковые и кокетливые глаза. Она олицетворяла тип обаятельной женщины не столько миловидностью лица, как складом блестящего ума, веселостью и живостью характера, доставлявшими ей всюду постоянный и несомненный успех. В числе ее поклонников самым верным, искренне влюбленным и беззаветно преданным был в то время П. П. Ланской, будущий муж Натальи Николаевны.
Пушкин всегда хорошо относился к Идалии. «Полетике скажи, что за поцелуем ее явлюсь лично, а что-де на почте не принимают», – пишет поэт Вяземским и Карамзиным. И вот эта женщина становится его врагом, потому что поэт, обычно не пропускавший легкой интрижки, отверг любовь Идалии и даже посмеялся над ней. В отместку красавица подготовила на своей квартире свидание Дантеса со своей подругой.
Как пишет А. Арапова, чтобы предотвратить интерес любознательных, Полетика поручила П. П. Ланскому под видом прогулки около здания зорко следить за всякой подозрительной личностью. В. Ф. Вяземская, с которой Натали (как и сам Пушкин в прошлом) делилась всеми своими проблемами, рассказывает: «когда она (Наталья Николаевна –
Натали снова ведет себя неосторожно и в разговоре с ревнивым мужем. Она рассказывает ему и о письмах барона Геккерна, и о свидании с Дантесом. Поэт раздражен не на шутку. Однако это не повод для дуэли, и даже для возмущения. Но вся ревность Пушкина направлена на красивого кавалергарда. В свете заговорили о связи жены поэта с Дантесом. В своих воспоминаниях гр. Соллогуб пишет: «Он (т. е. Пушкин. –
Однако поэту надо было опасаться не Дантеса… Гораздо опаснее для него было поведение царя. Увлечение монарха Натальей Николаевной давно уже для всех не было секретом. Сам поэт говорил Нащокину, что царь, как офицеришка, ухаживает за его женой. Пушкину было чего опасаться. Редкая женщина могла отказать самодержцу в его домогательствах, а многие были просто рады услужить монарху.
Поэт верил своей жене, но все же беспокойство его проявлялось: «И про тебя, душа моя, идут кой-какие толки, – пишет Пушкин жене. – Видно, что ты кого-то довела до такого отчаяния своим кокетством и жестокостью, что он завел себе в утешение гарем из театральных воспитанниц». Надо было обладать большой смелостью, чтоб посылать такое письмо почтой, заранее зная, что его перлюстрируют и доведут до сведения «кого-то».