Читать «Последний фарт» онлайн - страница 6

Виктор Семенович Вяткин

— Иване! Сыне!

Полозов открыл глаза. В маленькое оконце, затянутое тряпкой, еле сочилось утро.

— Слышишь, сыне, — простонал Канов, приподняв голову. — Терзаюсь!.. Воспрянуть бы! — Глаза его блестели в темноте.

— С удовольствием, но… — Полозов похлопал себя по карманам. В поясе у него еще с Лены хранился пакетик с золотом и пуля, но он помалкивал, а вдруг возникнет крайность.

— Тщетно, — сокрушенно вздохнул Канов.

Зашевелился Бориска. Канов посмотрел и, повернулся на другой бок. Татарин успокоился и снова засопел. Доносилось лишь однообразное журчание ключа.

Но вот заворочался Усов, подталкивая локтем Полозова. Под столом метнулся белым комочком горностай и юркнул в щель.

Усов вытянул руку, поцарапал стену.

— Вот же лешак, диво, — засмеялся он и затих.

Единственный, кто с удовольствием рассказывал о себе, так этот толстогубый парень с веснушками на круглом лице. Отец его работал на строительстве телеграфной линии от Якутска до Охотска. В 1910 году строители дошли до побережья. Старого Усова привлекло изобилие рыбы, морского зверя.

Он купил домик, вызвал семью и прижился в Охотске. Парень подрос и начал работать на японских рыболовных заводах, но, решив быстро разбогатеть, пошел в старательскую артель.

Легкий сон вырвал Полозова из тесной избушки и понес…

Вот он уже ловит рыбу на островах Колымы. Видит родной, захолустный поселок. Эх ты горькая родина, разве тебя забудешь?..

Где-то назойливо кружится комар… Нет, это не звон комара, а монотонные звуки морзянки. Он видит себя в Иркутске уже гимназистом. Перед ним много книг, карты Сибири и реки Колымы. Живут они с приятелем отца вдвоем, в здании телеграфа. Дядя Алексей работает за стеной телеграфистом, и аппарат стучит и стучит, выколачивая точки и тире…

И снова слышатся шорохи и приглушенный шепот. Точно так же, как при обыске у дяди Алексея, когда пришли за ним жандармы…

— Ну-кося поближе. Слышишь… Вот бы спиртоноса за грудки, да в буерак. А его мошну… Он никлый и не пикнет.

— Опомнись, сыне. За такое — четыре кайла и к земле на веки вечные.

— Я ловок, кто узнает?

— Вот скажу Иване.

— А я отопрусь… Эх, голова-кадушка. Выпить бы? Раз уж почали, давай! Приберег самородочек Бориска. У него и возьму.

Да это же голоса Канова и Мишки. Полозов плотнее закутался. Разговоры сразу стихли.

— Предаю себя в лапы дьявола… Пропал, братия, — донесся глухой рыдающий голос.

Полозов сбросил одеяло.

В зимовье никого. На столе убрано. На нарах завернутые в оленьи шкуры пожитки старателей. Когда только успели собраться?

Полозов поднялся и выглянул в дверь. Уже высоко поднялось солнце. Пронизывая ветви лиственниц, оно испещрило лужайку желтыми пятнами. Ключ, рассекая долинку, стремительно убегал вниз и терялся в траве. На другом берегу мелькнула синяя роба спиртоноса. И больше ни души. Где же все?

— Э-э-э-э!.. — крикнул во весь голос Полозов. Заухало эхо и, раскатившись по тайге, затихло. Тут же он услышал голос Канова:

— Соблазнился… Грешен!

Полозов мигом перемахнул ключ и бросился к спиртоносу. Это был знакомый кореец Пак.