Читать «Когда грабить банк и другие лайфхаки» онлайн - страница 112

Что дальше? Оказывается, «Иррелигия» (Irreligion) Джона Аллена Паулоса, автора «Иннумерации» (Innumeracy). Забавно, что книгу собираются выпустить в свет 26 декабря. Очень уместно.

Но мне вот что удивительно: кто все это читает?

Я не религиозен. Я редко вспоминаю Бога — разве что в крайних случаях, когда прижмет. У меня нет особых причин считать, что Он ответит, но иногда я делаю попытку. А в остальном у меня другие интересы.

Но я не вижу ничего привлекательного в том, чтобы идти и покупать книги, пытающиеся доказать, что я не должен верить в Бога. Пусть даже они написаны такими людьми, как Деннет и Докинз, которых я глубоко уважаю. А если бы я был религиозным, я бы тем более не стал читать книги, где сказано, что моя вера напрасна.

Так почему же эти книги становятся бестселлерами? Может, у людей, которые отвергают идею Бога, есть неутолимая потребность читать книги, напоминающие им, почему они это делают? Или многие еще не определились и их можно склонить в эту сторону?

Поставим вопрос иначе: я понимаю, почему продаются книги с нападками на либералов. Потому что многие консерваторы терпеть не могут либералов. По той же причине продаются книги, ругающие консерваторов. Но ведь никто не пишет книги, доказывающие, что наблюдение за птицами — потеря времени: возможно, орнитологи-любители и согласятся, но не станут тратить $20, чтобы прочесть об этом. А поскольку почти никто (во всяком случае, в моем окружении) не питает активной неприязни к Богу, мне странно, что книги против Бога не воспринимаются с тем же зевком, с каким была бы встречена книга против наблюдения за птицами.

Почему мне нравится писать об экономистах (Стивен Дабнер)

За годы работы мне многократно предоставлялась возможность написать об интересных людях. Например, моя мать рассказала то, о чем умалчивала всю жизнь, — очень необычную историю о своей вере. Я брал интервью и у Теда Качинского (Унабомбера), и у новичков из НФЛ, и у колоритного вора-домушника, который воровал только серебро 925-й пробы.

Но в последнее время я пишу об экономистах, и чаще всего вместе с экономистом (Стивом Левиттом). Это совсем другой коленкор. И вот почему.

Авторы нон-фикшн вроде меня, одинаково разбирающиеся в журналистике и литературе, ограничены рассказами собеседников. Да, определенная свобода у меня есть (скажем, если Тед Качинский не хочет рассказывать о судебном процессе, не беда, об этом напишут другие), но серьезные ограничения накладывает то, что люди рассказывают мне и как они это делают.

Очевидный факт: когда ты расспрашиваешь большинство людей, они стараются подать себя в максимально выгодном свете. Рассказывают о себе истории, в которых выглядят хорошими, благородными и бескорыстными. Те, кто поумнее, напускают на себя скромность. И ты оказываешься в неприятной ситуации: приходится опираться на эти рассказы, однако неизвестно, насколько они правдивы, полны и объективны.

Толи дело экономисты! Никаких приукрашенных историй: они используют факты, чтобы установить истину. Во всяком случае, такова их цель. Истина же подчас бывает неудобной. После того как я написал об экономисте Роланде Фрайере, он подвергся критике со стороны афроамериканских коллег за недооценку проблем, которые доставляет афроамериканцам расизм. Исследования Стива Левитта и Джона Донохью, посвященные взаимосвязи между процессом «Роу против Уэйда» и уменьшением числа насильственных преступлений, вызвали тревогу у людей всех политических взглядов.