Читать «Море Дирака» онлайн - страница 100

— Так я же…

Но директор опять не дал ему говорить.

— Ты теперь руководитель лаборатории. Пафнюков — твой подчиненный. За его художества спросится с тебя. А уж как ты там будешь его утихомиривать, твое дело. Только, чтоб я больше ничего о вас не слышал!.. Кроме хорошего, разумеется.

— Понятно, Алексей Александрович. Я вам больше не нужен?

— Располагайте собой, Валентин Алексеевич, по своему разумению.

Урманцев, миновав двойную дверь, прошел в секретариат и оттуда в коридор. Он был зол, но очень доволен.

Как только за Урманцевым закрылась дверь, директор отворил окно и проглотил кусочек сахару, пропитанного валидолом. Облегчение наступило почти мгновенно…

Был конец рабочего дня, и, к своему удивлению, Алексей Александрович обнаружил, что он сегодня свободен. Его никто не ждал с «разговором» или с приглашением на очередное совещание. Никаких «Алексей Александрович, без вас никак…» или «я всего на одну минуточку» не последовало. Он был один в кабинете и мог остаться в нем, мог ехать домой, мог сделать все, что угодно. У него было право выбора и свобода. Впрочем, это почти Одно и то же — свобода и право выбора.

Алексей Александрович улыбнулся, сел к столу, подвинул к себе стопку бумаги и начал быстро писать.

Алексей Александрович писал письма другу, работавшему в новосибирском Академгородке. Писал редко и нерегулярно. Друг отвечал часто невпопад, всегда с большим опозданием. Эта переписка давно приобрела странный характер: будто кто-то вырывал страницы из двух дневников и рассылал их в разные концы страны. Впрочем, такое положение дел, кажется, их обоих вполне устраивало, они называли это «излить душу в циркуляре»…

Алексей Александрович писал:

«…и колет, и болит, и похоже, что останавливается. Ну и черт с ним! Сам понимаешь, пятьдесят три, конечно, еще не предел, и можно еще потянуть, но что-то последнее время стала хандра подступать, и начинают всякие нехорошие мысли в голову лезть. И все же я верю…

Верю, дружище, что еще на моем веку произойдет нечто грандиозное, о чем мы с тобой мечтали в далеком детстве. И дело здесь не столько в той области, в которой я лично работаю, сколько в общей атмосфере, в самой обстановке, что ли. Я так и чувствую, что должно произойти нечто. Оно в воздухе носится.

…Ты же знаешь мою веру в науку, в ее способность решить многие сложные вопросы современности. Я не вижу, да и, пожалуй, не хочу видеть другой возможности для людей, кроме научно обоснованного изменения мира… Все вопросы, все проблемы будут решены на соответствующем уровне научного прогресса. Но как тяжело сей процесс добывается! Не стану плакаться, но признаюсь: порой хочется все бросить и бежать — до того трудно с людьми работать. Люди науки — это тоже прежде всего люди, а потом уже ученые. Это банальность, которую следует использовать как рабочий инструмент в общении с научными работниками. Они сначала люди, а потом ученые. Только некоторые из них сначала ученые, а потом люди. Таким был Евгений Осипович. Это далось ему от природы. Такими рождаются. Ну, а мы, грешные… Мы действительно грешные. Зависть, самолюбие, недоброжелательство… Впрочем, что говорить, ты сам это понимаешь, самому приходится руководить коллективом…