Читать «Четыре встречи» онлайн - страница 56

Инга Сухоцкая

***

«Чем меньше времени остается на поиски счастья, тем отчаянней и злее становятся эти поиски, откровенней и решительней сами женщины. А так как их представления о счастье всегда с мужчиной связаны, и само счастье в неуловимости обвинять трудно, то вот и любят зрелые женщины на мужчин посердиться, причем на всех сразу. Зато чуть ли ни с детским простосердечием готовы уверовать, что встретив более-менее приятного мужчинку, встретили того, с кем всю оставшуюся жизнь разделят, вместе стареть будут, закаты встречать, — если, конечно, свое женское в себе не похоронили. Потому что нормальные женщины по природе своей тягу к мужчине чувствуют и жить не могут, чтобы чары свои не проверять. В этом жизнь их, их суть. А с природой спорить — только себя уродовать, гиноидом становиться… Нет, какими бы ни были статистика, возраст, эпоха, а женщина женщиной оставаться должна, — соблазнительной, кокетливой, желающей, чтоб ее желали. Да только сами женщины нынче во всем за мужчиной бегут, сильными хотят быть, успешными, а про природное свое забывают. И начинается: настоящих мужчин нет. А женщины — настоящие — где?

Вон, одна, — у окна сидит: солнцезащитные очки в пол-лица, с головой в какие-то бумажки ушла, читает, улыбается, карандашиком что-то отчеркивает, а жизни реальной, горячей, живой словно замечать не хочет. И элегантная, и аккуратненькая, но ни декольте тебе заманчивого (в такую-то жару!), ни грамма косметики (губки-то бледноваты, это даже Алексей при всей своей аллергии понимает). Все строго: платье, шарфик… вот кольца обручального и нет. А ведь тоже, наверное, мечтает, таится и мечтает. А что таиться-то? Может, сними ты эти очки, — а там глаза удивительной красоты, оденься попрозрачнее, порискованней оденься, — тут же воздыхатель и появится. Фигурка-то очень даже. И волосы — вон как блестят… Эх ты, скромница!»

Алексею нравилось думать, что у каждого человека есть свои сверхспособности. Себе он определил дар внушения и время от времени «упражнялся», разгоняя скуку. А сейчас на очки эти вдруг рассердился: «ну, покажи глазки, не прячь душу», — внушал он женщине у окна из чистого интереса, не рассчитывая на удачу. Но женщина, отвернувшись в окно, действительно, сняла очки. И сердце его дрогнуло: как же он не увидел, как не признал этих нежных, естественных губ, ровного спокойного лба, и теперь, как мальчишка, ощутив победный кураж, начал было внушать Марине, чтоб она сама обернулась, узнала, улыбнулась ему… Но то ли внушение уже не срабатывало, то ли терпения не хватало…

***

— Здравствуй, Мариш, — сел напротив седой, заросший щетиной, грузный мужчина. Время изменило его черты, но этот негромкий голос она бы узнала и под громовые раскаты. — Позволишь? — в голове у него уже крутилось, что на сегодня работы нет, правда, в квартире — беспорядок. Убирать-то некому. Родителей нет, новой женой так и не обзавелся, а с одинокого мужчины что взять?

Марина кивнула:

— Здравствуй, Алеш, — и по привычке прикинула кто где. Мальчишки в деревне у баб Мани. Дома — только старенький Живчик (собачьим долгожителем оказался). И тишина, отдых, уединение. Как же любила она такие дни! Правда, случались они нечасто. Зато уж если случались, — Марина их за подарок судьбы почитала, на суету-маету не разменивала. Даже корректуру здесь, в кафе по дороге домой проглядеть решила. И надо ж — такая встреча. А ведь когда-то боялась… Встретить Алексея, просто увидеть боялась, в издательство — через страх нечаянной встречи ездила. А потом улеглось. Даже думала, хорошо бы найти, прощения попросить, только за что — не знала. За то, что люди разные? и где одному бездна, — другому ногу подвернуть? Потом поняла, что не в прощении дело, а в том, что душа тоской по нему, как фантомной болью, исходится. От такого понимания даже легче стало: с тех пор если и вспоминала — счастья желала, и душа уже не ныла, не плакала. А дальше и вовсе не до воспоминаний стало. То Мишка заболеет, то Гришка, то у одного коленка разбита, то у другого — лоб. Слезы по щекам размазывают, и пока мама «Малина» перекисью ссадины обрабатывает, папа Вова с ними за жизнь беседует, важно так, как с большими… Когда и выросли — не заметила. Вчера «Марина» выговорить не могли, сегодня богатырями смотрят. А с ними и Марина не то чтобы сильней, а как-то безмятежнее, бесстрашнее стала, и сейчас, глядя на Алексея, лишь удивлялась: зачем бы ему подсаживаться? О чем говорить-то?