Читать «Другой путь 5» онлайн - страница 8

Дмитрий Владимирович Бондарь

— И приходят новые, такие же образованные и знающие, - хихикнул ковбой.

— Да, именно так, Остин! То есть, между двумя администрациями нет практически никакой преемственности! А без преемственности нет смысла в заговорах такого масштаба.

— Это потому что Президент связан Конституцией, нарушив которую, перестанет быть Президентом. Не будь Конституции - редкий Президент не постарался бы стать королем. Но я о другом, - ковбой глотнул напиток и поморщился, - ведь не все определяется высотой политических постов. Президент - отнюдь не Господь Бог и вынужден прислушиваться к советникам, консультантам и помощникам. А у тех - свой аппарат, работающий с информацией. Но информацию собирают от источников. Посадите нужных людей в начале цепочки и вам совсем не нужно будет контролировать ее конец. Да и обойдется дешевле. Разве не так работают все разведки? Так почему не допустить, что есть некие структуры, обладающие похожими ресурсами, но не имеющие политически и юридически оформленного вида? Бюджет ФБР, насколько я помню, что-то около трех миллиардов долларов. ЦРУ - вдвое больше. Какой-нибудь колумбийский наркобарон мог бы содержать обе эти организации годами. И получать от их работы хороший профит. Вот о чем я. При этом ему не нужно было бы иметь настолько раздутые штаты.

Сенатор рассмеялся:

— Остин - настоящий техасский республиканец и с неприязнью относится к федералам. Хотя и получил ученую степень не в Хьюстоне или Далласе, а в Колумбийском университете.

— Да, верно, - усмехнулся ковбой. - Не смотрите на мои шляпу и сапоги, надев их, я вовсе не оставил мозги в холодильнике.

— Я все же думаю, что это было бы слишком… заметно, - возразил Гарольд. - Такая структура не могла бы оставаться в подполье сколько-нибудь долго. Во всяком случае, во всей истории я не припоминаю ничего подобного. Исторически достоверного.

— Вы вспомнили о мифическом Союзе Девяти, но забыли о реальном Совете Десяти, - заметил Остин. - А ведь этот орган просуществовал в Венеции триста лет. Чем вам не заговор венецианцев против Европы?

— Совет Десяти? Что это?

— Это такой средневековый институт советников при венецианском правителе - доже. Возникнув как орган совещательный, со временем подмял под себя и дожа и Венецию, и половину Европы. Деньги, шпионы, торговые караваны. О них не знал никто, они знали все о всех и всех вокруг заставляли плясать под свою дудку - от турецкого султана до французского короля. Чем вам не прообраз того же Комитета трехсот?

— Трудно сказать, - пожал плечами генерал. - Я об этом ничего не слышал.

— Тогда я вам коротко расскажу - это интересно. При доже Пьетро Градениго, в самом начале четырнадцатого века, венецианская республика поссорилась с Римским папой. Последовало отлучение. Назревал и состоялся мятеж, торговля оказалась в упадке, и нужен был какой-то новый инструмент управления населением и внешней политикой. Большой совет при доже - бывший в те времена чем-то вроде парламента - неповоротливый и крикливый, периодически опаздывал с принятием мер и поэтому решил созвать из представителей самых влиятельных и богатых семей Совет Десяти. Для оперативного управления ситуацией. Сначала на временной основе - на два месяца, потом еще на два, потом еще и еще. Сроки продлевались, продлевались, продлевались почти четверть века. Потом Совет стал действовать на постоянной основе. Членов Совета избирали из знатных семей на год, через год меняли на других, и пока в Совете заседали новые - расследовались действия старых, всех без исключения. На предмет злоупотреблений. За коррупцию и предательство полагалась смерть. Совет просуществовал триста лет и прибрал к своим рукам войска, финансы, полицию - всю венецианскую власть, не будучи на то уполномоченным законодательно, и не отчитываясь в своих действиях ни перед кем. Совет правил городом до конца республики и был распущен только вместе с ее упразднением. С тех пор многое изменилось и современные последователи тех методов наверняка предпочли бы оставаться в неизвестности - чтобы не оказаться однажды ни с чем. Так что я не вижу ничего невозможного в существовании чего-то подобного. Даже надгосударственного.