Читать «За Москвою-рекой» онлайн - страница 7

Варткес Арутюнович Тевекелян

Юлий Борисович подскочил к хозяйке и поцеловал ее пухлую ручку.

Лариса Михайловна обошла всех гостей, и для каждого у нее нашлись приятные слова. Пожав руку Борису, она спросила: «Здоровы ли ваша мама и уважаемый Вениамин Александрович?» Студенткам она снисходительно сказала: «Как вы похорошели, девушки!» А когда подошла к Никитину и Наташе, то изобразила на лице восторг и разразилась потоком любезностей:      «Как я

рада, Николай Николаевич, что вы пришли и привели с собой Наташеньку. Вы всегда для нас самые желанные гости!» Одному Сергею Полетову она не сказала ничего.

Затем Лариса Михайловна объявила, что Василий Петрович занят в министерстве и, как обычно, опоздает.

— Не будем ждать его,— добавила она и пригласила всех к столу.

Задвигались стулья, гости расселись. Хозяйка заняла место во главе стола, и Юлий Борисович поспешил устроиться рядом с ней. Никитин, Наташа и Сергей Полетов оказались в самом конце стола. К ним присоединился и Леонид.

На минутку все стихли. Воспользовавшись этим, Никонов встал с полным бокалом в руке:

— Прошу наполнить бокалы,—скомандовал он, как заправский тамада, и произнес цветистую речь о неповторимой юности, овеянной таинственной и светлой романтикой, о силе и обаянии бескорыстной женской любви, делающей нас лучше, чем мы есть, и дающей силы переносить жизненные невзгоды. Тут он многозначительно посмотрел на Ларису Михайловну и поздравил Милочку.

После нескольких бокалов вина гости заметно оживились.

Один Сергей сидел невеселый, молчаливый.

— Что с вами, Сережа? — спросила Наташа, наклонившись к нему.

— Со мной? Ничего.

Он улыбнулся, тряхнул русой головой и, делая вид, будто занят едой, склонился над тарелкой. Почему-то сегодня особенно все в этом доме казалось ему чужим и неприятным. Чужими и неприятными были странные стихи, которые читал незнакомый Сергею бледный юноша, уставившись маленькими, глубоко посаженными глазами в одну точку.

— Поэма. Введение.

Врезанный в века

двадцатого рамки, я иду — голова вверх.

Я иду.

И

пропади все пропадом, если

я

не первый

из первых!..

Сергей поймал восторженный взгляд Милочки, устремленный на поэта, и ему стало обидно за нее, захотелось увести ее отсюда.

А Вадим читал уже новые стихи, его голос доходил до Сережи, будто сквозь глухую стену, и тот делал над собой огромное усилие, чтобы понять их смысл.

В терему ты,

моя отрада.

В терему ты,

и в терем этот

хода

нет,

На двери замок.

Поднимая отмычку взгляда,

В терем этот ползут и едут.

Ну и что? Ну и как?

Не надо.

Я не смог.

Вновь раздались рукоплескания, а Сергей еще ниже опустил голову.

— Ну, Леночка, теперь твоя очередь, выдай что-нибудь цыганское!— кричал полупьяный Борис, неистово хлопая в ладоши.

Чужим и неприятным было и то, что пела девушка в черном бальном платье, и то, как она пела. Низкие, глуховатые звуки ее голоса вдруг сменялись трагическим, надрывным шепотом.

...Вернись! Я все прощу,

Упреки, подозренья,

Мучительную боль невыплаканных слез,

Укор речей твоих, тревожные волненья,

Позор и стыд твоих угроз...

«Господи, и где она выкопала это старье!»— с тоской думал Сергей и сердито отодвинул от себя тарелку.