Читать «Мы вместе были в бою» онлайн - страница 35

И он коротко рассказал о том задании, которое имела группа на строительстве железнодорожной ветки, про разговор с Клейнмихелем, про все его ловушки и выверты, про арест, поступок Пахола и бегство сюда.

Пахол лежал лицом вниз — он поднимал голову только для того, чтобы затянуться цыгаркой и выпустить дым. Мария облокотилась на землю и повернулась к Стахурскому всем телом, насколько тут вообще можно было повернуться. Ее лицо пылало от возбуждения и ежеминутно менялось, то бледнело, то снова пылало, а глаза то темнели, то светлели — у них была такая странная особенность делаться то совсем темными, то совсем светлыми.

— Какой страшный провокатор! — прошептала она, услышав, что Клейнмихель выдавал себя за агента английской разведки. — А может, он и в самом деле агент?

— Не думаю. Хотя не исключено, что он двусторонний агент.

— Что такое двусторонний агент?

— Разведчик, который работает на два государства.

— Что вы?! Разве есть такие?

— О! — нахмурившись, сказал Стахурский. — Англия и Америка воюют против Германии, а не против фашизма. Против Германии они воюют, но против нас они с фашистами заодно. Их шпионы, конечно, так и действуют, стараясь подорвать наши силы.

Известие о предполагающемся приезде Гитлера ошеломило Марию. Она некоторое время даже не могла вымолвить ни слова. Потом прошептала, замирая:

— Неужели правда?

— Кто его знает! Может быть, только хитроумная провокация Клейнмихеля.

Мария не находила слов:

— Понимаете… ведь мы могли б его убить. Если бы это была правда…

— Да! — усмехнулся Стахурский. — Можно сказать, что Гитлер был бы для нас дорогим гостем.

Пахол вдруг поднял голову и заговорил:

— Если бы мне убить Гитлера, я бы, с вашего позволения, считал, что не только я, а весь мой род с деда-прадеда не зря прожил на свете. Мне бы один раз повести его машину, и от него не осталось бы мокрого места.

Он произнес это так, что Мария даже зажмурилась. Такой силы ненависть была в словах этого тихого человека.

— У нас в Мукачеве, — снова заговорил Пахол, — до войны, когда еще мадьяры захватили Закарпатье, все чехи выехали, и я остался, пожалуй последний, и мне не давали работы, потому что я чех. Но потом, когда пришли гитлеровцы, дело было поставлено так: продайся Гитлеру и сразу получишь работу. Вот тогда я впервые подумал: «Нет, этому лютому псу я могу сказать только: «Тодт!» — и опять остался без работы. Но я сказал это только себе и никому больше. — Он вдруг смутился. — Вы не поверите, что пожелать кому-нибудь смерти для меня тогда было еще страшнее, чем попасть в тюрьму или в концентрационный лагерь. Меня с детства учили, что это самый большой грех. Теперь я знаю, что грех — это совсем другое. Я убил пятерых фашистов, и будет грех, если я не убью шестого.

— Ваша семья в Мукачеве? — спросил Стахурский.

Пахол помолчал.

— В Мукачеве, — сказал он после паузы, — была в Мукачеве, когда меня погнали на работу в Германию. У меня жена и двое детей, — закончил он тихо.