Читать «Месть палача» онлайн - страница 306

В гневе дож бросился за дверь. Но тут же старик вернулся, и, уже успокоившись, строго велел:

– «Синего дьявола» в темницу дворца! И крепкую стражу к нему! Самую крепкую и надежную!

* * *

Даже в самых жутких и глубоких темницах подземелья Правды был источник света. Крохотный лепесток огня, в надежно защищенном от страдальца светильнике, жил, питаемый щедро отпускаемым мэтром Гальчини драгоценным маслом, чтобы давать надежду попавшему в этот земной ад.

«Человек без надежды – мертвец. Такой, мне неинтересен. С таким скучно. Такой человек не годится ни для моих опытов, ни для пыток, ни для казни», – так говорил философ и палач мэтр Гальчини.

Это первое, о чем вспомнил Гудо, когда за ним закрылась массивная дубовая дверь. Даже это не казалось «господину в синих одеждах» преградой к попытке освобождения. Даже не толстенные цепи на руках и ногах. Преградой стала непроницаемая темень, то состояние крайней обреченности, первые мгновения которого могут поведать те, кто ослеп мгновенно.

«Гудо? Ты ли это Гудо?» – многократно повторил себе бывший узник подземелья Правды, который в этом жестоком мире был готов ко всяким испытанием.

«Это всего лишь темница. Это всего лишь темень. Непроглядная и жуткая. Разве не было с тобою этого раньше. Разве была темень Марпеса приветливее? Что же с тобой Гудо?»

Он стал слабеть. Он почувствовал, как дряхлеют руки и ноги. Как медленнее стало биться сердце. Как не стало сил даже завыть, и даже заскрежетать зубами.

Но самое ужасное было впереди. И это знал Гудо, и к этому готовился. Но, когда все же явился он, «господин в синих одеждах» содрогнулся.

«Вот я и нашел тебя, мой дорогой мальчик Гудо. Я знаю – ты велик, как страх в глазах многих, ты знаменит, как античный герой, и даже любим кое-кем. К тебе нужно было бы обратиться по-другому. Но для меня ты – мой дорогой мальчик Гудо. Я знаю, ты ждал и боялся моего возвращения. Но я же говорил, что всегда буду с тобой. Как личность ты создан мной. Никто так не терзал и ни кто так… не любил тебя как… я! Я знаю, ты не желаешь говорить даже с моей тенью. Но я знаю, что закапывая мое холодное тело в гнилом месте у башни подземелья Правды, ты не удержался и обронил слезу. О чем была та слеза?»

«Я не хочу тебе отвечать. Мои уста крепко сжаты, на душе свинцовая печать, а на сердце самая надежная в мире броня. И если ты слышишь меня, то это неуправляемость мозга. Та неуправляемость, которую ты так долго и тщетно изучал, замучив до смерти сотни людей. Не нужно называть меня «мой дорогой мальчик». Так ты не говорил мне никогда при жизни…»

«Смерть на многое дает право. В том числе и на бескорыстную искренность… Ты же заметил…»

«Да. Однажды я заметил, как в глазах мучителя и учителя мэтра Гальчини на мгновенье вспыхнул огонек тепла и нежности… Как к любимому сыну… Это было тогда, когда я… Я не желаю вспоминать, что я сделал с тем несчастным. Я видел твой взгляд и подумал, что ты горд за мое страшное и безукоризненное умение палача. Все равно, как отец за сына, превзошедшего его в ремесле. Та теплота в твоих глазах меня хлестнула в сотни раз больнее, чем твой кнут по моему телу. Но я вспомнил… Когда предавал твое многогрешное тело земле об этом мгновенье. Я и сам не заметил собственной слезы. Прости меня, Господи, за эту слезу, как и за все содеянное мной…»