Читать «Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник)» онлайн - страница 94

Я, усталый, уже ничего не говорил. Родионов попрощался и ушел. Архиерейские покои совсем опустели. Стояла мертвая тишина, особенно заметная после пронесшегося адского шума…

Я вошел в кабинет к Гермогену. Епископ стоял около стола и, по обыкновению, перебирая иконки, крестики, панагии и другие святости, благоговейно целовал их, как ни в чем не бывало.

– Ну что, владыка, как себя чувствуете?

– Ничего, слава Богу! Развязались с дьяволом.

– Да развязка-то только началась, дорогой владыка!

– Пускай себе бесятся, а мы будем бороться.

– До конца?

– До конца! Ни в чем и никак уступки не делать!

Я горячо поцеловал Гермогенову руку, утешаясь его твердостью и бесстрашием.

Вечером, в этот же день, О. В. Лохтина говорила мне по телефону: «Отец Илиодор! Ради Бога, приезжайте сейчас к Головиным… Здесь сейчас Петр Степанович Даманский. Скоро приедет В. К. Саблер. Приезжайте. Посоветуемся. Помиримся!»

– Не приеду. Все кончено. Советы излишни. Прощайте! – сказал я и повесил трубку.

После этого Лохтина еще несколько раз вызывала меня к телефону, но я не подходил.

Оказалось, что меня вызывали Даманский и Саблер узнать, как случилось «происшествие» и нельзя ли как уладить дела. Об этом мне после передавала Лохтина же.

17 декабря, рано утром, когда я еще лежал в постели, вошел в мою комнату Григорий.

– Григорий, да зачем ты? Ведь уже все кончено… – смущенно и недовольно проговорил я.

– Голубчик, дружок! Пойми меня! Пожалей меня! Я ведь тебе помог когда-то. Окажи мне милость. Помири с Гермогеном.

– О, это никак невозможно, Григорий! Уходи отсюда!

– Все возможно, голубчик! Все возможно! Я сейчас же спрошу у мамы 5000 рублей на типографскую машину… Только помири меня с Гермогеном.

Я встал с постели и начал одеваться. Когда уже умылся, Григорий вдруг упал к моим ногам, заплакал и заголосил: «Спаси меня! Спаси! Папа и мама шума боятся. А это ведь шум будет. Пожалей папу и маму, ведь они тебя так любят, так любят…»

– Отстань, Григорий! Не пойду я к Гермогену!

– Голубчик! Хоть проведи меня к нему: я с ним поговорю. Ради Бога, проведи!

– Да он с тобой и говорить не будет.

– Да ты только проведи.

– Не поведу. Боюсь обидеть владыку.

– Ну, пойди скажи, что я, Григорий, с ним хочу поговорить и попрощаться… Понимаешь, попрощаться.

У меня мелькнула мысль: «И к дьяволу нужно быть не только справедливым, но и милостивым!»

В ту минуту мне жалко сделалось Григория, и я пошел к Гермогену: «Владыка! Пришел Григорий. Просит, чтобы вы поговорили с ним».

– Нет, нет, никак нельзя!

– Владыка, плачет, в ногах валяется…

– Ну, пойдите, скажите: пусть идет, но только я к нему лицом не повернусь; буду стоять к нему задом и так разговаривать. Близко к себе его, пса, не подпущу.

Я пошел и передал Гермогенову волю Григорию. Григорий встрепенулся и прямо-таки вбежал в кабинет. Гермоген стоял задом к нему, а лицом почти вперся в иконный угол; стоял, жевал просфору и пил святую воду.