Читать «Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник)» онлайн - страница 43

Илиодор

При этом казалось, что он уже заранее представлял себя в роли священника, влюблялся сам в себя и мечтал, без сомнения, как он наденет рясу, в рясе окончательно вберется во дворец и будет царским духовником.

В первый день он выучил первое прошение.

Я думал: с таким учеником я далеко не уйду! И не ушел.

Весь второй день я бился с Григорием над вторым прошением: «О свышнем мире и о спасении душ наших Господу помолимся».

Григорий этого прошения осилить никак не мог. Оно ему не давалось. То он начинал произносить его с конца, то с начала, то сбивался на первое прошение…

В конце концов я не выдержал, пошел к Гермогену и говорю: «Владыка! Да отпустите же меня, пожалуйста, в Царицын!»

– Что так? А как же брат Григорий?

– Ничего, владыка, не выходит. Не поверите ли: целый день сидели над вторым прошением, и ничего не вышло. Не усваивает, да часто бегает к эконому… Отпустите, владыка… Ведь он – настоящий челдон, ничего не усваивает. Так, какой-то обрубок.

Гермоген низко опустил голову и долго молчал. Потом сказал: «Да, я и сам вижу, что Григорий неспособен. Ну, с Богом! Езжайте домой». Я поклонился Гермогену в ноги и ушел в свою комнату.

А после, в 1913–1914 гг., Григорий всегда на вопрос, обращенный к нему газетными сотрудниками и вообще людьми из публики: «А правда, Григорий Ефимович, что вы хотели быть священником?» – неизменно отвечал одно и то же: «Ну, куда мне, мужичку безграмотному!»

– А вот все говорят, что хотели?

– Врут, что с вралями поделаешь!

Это печатали в газетах, и это верно, судя по факту подготовления мною Григория к принятию священства.

В одном поезде и купе выехал из Саратова со мною и Григорий. Ехали в первом классе. В наше купе, в Саратове же, сели два важных господина. Они меня узнали и завязали разговор. Один из них показал мне карточку председателя Государственной Думы – А. И. Гучкова и прибавил: «Я часто у него бываю».

Из их разговора, в котором они часто упоминали имя Столыпина, Государственную Думу, отрубное хозяйство, и из того, что они часто выглядывали из окна вагона и указывали пальцами вдаль, где виднелись новые постройки и хутора, я понял, что они посланы Столыпиным, поклонником закона 9 ноября, посмотреть в пределах Саратовской губернии, как обстоит дело с выделением крестьян из общины на отруба.

– Куда едете? – спросил один из них, обращаясь ко мне.

– Домой, в Царицын!

– У Гермогена были?

– Да. Знаете его?

– Как же, знаем лично и много слышали про него.

Тут вмешался Распутин: «Да, брат, были у Гермогена, хороший он человек. А жиды его бранят».

– Мы с вами не разговариваем, – недовольно бросил в сторону Григория член Думы.

– Почему же не разговаривать? Либо я не такой же человек! Со мною повыше, похлеще вас люди, да разговаривают.

– Да о чем они с мужиком будут разговаривать; вот с иеромонахом поговорить, с образованным человеком, это дело вероятное.

– А разговаривают, – настаивал Григорий, – да еще как? Советов его спрашивают, слушают его…

– Не может быть! Никогда не поверим, чтобы мужика слушали образованные люди…