Читать «Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1916 год. Сверхнапряжение» онлайн - страница 194

После того как генерал ознакомился с этой запиской, Базили поставил перед ним вопрос – требует ли военное положение России уступок перед Кобургами, включая согласие на оставление этой династии, всегда готовой к предательству, у власти в Софии? Ответ был отрицательным⁶. Желание начальника штаба Ставки найти решение в Болгарии укрепляла несговорчивость румынской стороны, стремившейся прежде всего к наступлению в Трансильвании. Против плана Алексеева выступил не только Сазонов, но и Штюрмер, который справедливо отметил невозможность для России брать на себя инициативу замирения с Болгарией, так как это могло вызвать осложнения в отношениях с союзниками, и в частности с Сербией⁷. Однако Алексеев продолжал пребывать в плену славянофильских иллюзий. Как весьма тонко заметил Г Н. Трубецкой, русская политика на Балканах вообще не отличалась устойчивостью и последовательностью, будучи подвержена колебаниям между «утилитарным оппортунизмом», лежащим в основе внешней политики всякого государства, и идеологией, в основе которой лежали принципы национальной и конфессиональной близости. Идеология зачастую побеждала, однако: «Ни один из указанных принципов не проводился полностью и по большей части разнообразные стимулы уживались вместе, зачастую в самом незаконном сожительстве»⁸.

Худшей политикой является непоследовательная политика или, иначе говоря, отсутствие таковой. Все эти недостатки русской дипломатии унаследовала внешнеполитическая позиция, занятая Ставкой. Более того, с уходом Сазонова из руководства МИДа начальник штаба Ставки, находившийся в неприязненных отношениях со Штюрмером, стал активнее вмешиваться во внешнеполитические вопросы, чего раньше он не делал. Выполняя его волю, русский военный представитель при сербском командовании генерал В. А. Артамонов пытался защищать идеи примирения Сербии и Болгарии и воссоздания балканского союза. Естественно, эти попытки были обречены на провал, сербский премьер-министр Н. Пашич встретил их крайне отрицательно⁹. Были в русской Ставке определенные расчеты и на других славян.

О них упоминал приехавший в Россию зимой 1917 г., уже после Февраля, для решения вопроса об образовании чешских частей Томаш Масарик.

Отметив, что Алексеев придерживался критического взгляда на чехов в России, Масарик счел необходимым дать краткий очерк развития проектов генерала в отношении славян и будущего Дунайской монархии: «Его взгляды на Европу, на нас (т. е. чехов), на народы Австро-Венгрии были смутными. В начале войны он вообразил, что Австро-Венгрия может быть разделена на государства по принципу, выгодному для России. Чехи должны были протянуть свои границы до Триеста и Фиуме на Адриатике через большую часть германской Австрии, включая Вену, но при этом получить только лишь небольшую часть Словакии, до Кошице, вместе с большой частью Мадьяр – это означало, что, по русскому плану, Чешское государство должно было получить не-чешское большинство. Сербия должна была получить приращение на север к русской границе вплоть до Ужгорода»¹⁰.