Читать «Пушкин ad marginem» онлайн - страница 70

Татьяна, милая Татьяна!С тобой теперь я слезы лью, —

(VI, 57)

побуждают вспомнить дантовское участие к пленительной жертве безрассудной, неосторожной страсти:

Франческа, жалобе твоейЯ со слезами внемлю, сострадая.

(V, 116–117)

Впрочем, подобные наблюдения не исчерпывают всех связей эпиграфа с романом. Вопрос, заключенный в дантовских стихах, предполагал ответ о зарождении любовного чувства Татьяны. В качестве краткой формулы такого ответа предлагался второй эпиграф к третьей главе. Это была строка французского поэта XVIII века Луи Мальфилатра:

Elle était fille, elle etait amoureuso.

(VI, 573)

Но в процессе становления образа Татьяны столь краткое объяснение, не утратив своего ограниченного значения, оказалось явно недостаточным. Да, чувство Татьяны к Онегину подчинено природной стихии: «Пора пришла, она влюбилась» (VI, 54). И все же,

Воображаясь героинейСвоих возлюбленных творцов,Кларисой, Юлией, Дельфиной,Татьяна в тишине лесовОдна с опасной книгой бродит,Она в ней ищет и находитСвой тайный жар, свои мечты…

(VI, 55)

Эти стихи вновь отсылают нас к истории Паоло и Франчески, которым книга о Ланчелоте раскрыла «тайный зов страстей», стала их Галеотом. На страницах романа перекличка с пятой песней «Ада» встретится еще и в четвертой главе, где Ленский читает Ольге нравоучительный роман, – но уже в легком, ироническом плане:

А между тем две, три страницы(Пустые бредни, небылицы,Опасные для сердца дев)Он пропускает, покраснев.

(VI, 84)

В пародийном ключе прозвучит в романе и популярный на всех языках дантовский стих “Lasciate ogni speranza; voi ch'entrate”, понадобившийся поэту для характеристики петербургских дам:

Над их бровями надпись ада:Оставь надежду навсегда.

(VI, 61)

В близком пушкинскому контексту он был употреблен французские писателем XVIII века Никола Шамфором, читателем которого был не только автор романа, но и главный герой (см.: VI, 183). Этот знаменитый остроумец признавался, что не любит непогрешимых женщин, чуждых какой-либо слабости. «Мне кажется, – говорил он, – что на их дверях я вижу стих Данте над входом в ад».

Пушкинские обращения к «Божественной Комедии» разнообразны и по интонации, и по форме. В этом отношении, да и по глубине высвечиваемых эмоций, ни Петрарка, ни Тассо не могут соперничать на страницах «Онегина» с Данте. От фривольного мотива до затаенной переклички на трагедийной ноте – таков диапазон связей романа с «Комедией». Одна из них обнаруживается в восьмой главе, где Евгений томится от неразделенной любви к Татьяне, и поэт рассказывает, как герой пытается чтением заглушить страдания: