Читать «Семь жизней (сборник)» онлайн - страница 14

Захар Прилепин

Его растолкал полицай, сообщив, что на лавках лежать не стоит.

Верховойский тут же встал, демонстрируя своё замечательное физическое состояние и восхитительную степень трезвости, но полицай, не оценив всего этого рвенья, ретировался.

Часы на стене явственно показывали, что поезд Верховойского ушёл. Он всё равно не поверил – сбегал, отчаянно ругаясь матом то про себя, то полушёпотом, то в голос, – на перрон. Ну да, так тебя и заждался твой проводник, удерживая состав за поручень.

– Полицай! Сука! – ругался Верховойский. – Где тебя носило! Ты не мог меня разбудить раньше! Тупой скот! Наберут тупых скотов! Видит ведь – спит человек! Неужели нельзя догадаться, что его надо разбудить? Чем они вообще занимаются!

Побежал к кассам, там, неизвестно откуда, в два часа ночи образовалась очередь. Люди стояли странные, смурные, медленные, кто в капюшоне, кто в платке, лиц не разглядеть. Что-то подолгу шептали кассиру в окошечке – будто рассказывали историю своей медленной и смурной жизни. Кассир, не поднимая глаз, долбила по клавишам, как наборщица.

Верховойский едва сдерживался, чтоб не начать бить и топтать всех стоявших впереди.

Через час еле добрёл до кассира, но та ровно перед Верховойским захлопнула свои ставни, воскликнув: «Я же говорила: не занимать!»

Он встал к соседнему окошку, почему-то туда никто не занимал – оказалось, что это касса с доплатой за срочность. Срочно купил билет на поезд, который уходил через три часа. Других поездов не было. Срочность стоила тысячу рублей.

Расплатившись, Верховойский обнаружил свободное окно для простых людей, где очереди не было вовсе и кассир скучала, распределяя мелочь по отделениям кассы.

Никогда еще Верховойский так не презирал себя.

Он начал по уже неистребимой привычке нынешнего городского человека искать мобильный телефон – ну вдруг какие-то важные эсэмэски пришли, а он не заметил, или звонил кто-то близкий и надёжный, а он не слышал, к тому же в телефоне собственное, всегда самое точное время – не то что на этих вокзальных часах – кто знает эти часы! – а в своём мобильном часы и минуты карманные, тёплые, родные.

Прощупывая даже не седьмой, а только второй карман, Верховойский наверняка понял, что телефон потерян, оставлен, забыт, отчуждён навсегда, – так же, наверное, очнувшиеся после операции, прислушиваясь к себе, вдруг понимают, что на этом пустующем месте когда-то была их нога, почка, другой изъятый в кровавый и холодный таз орган.

Мысль Верховойского начала метаться – и неотъемлемая глупость этой мысли висела у неё как консервная банка на кошачьем хвосте: избежать этой глупости было невозможно, она ужасно громыхала. «В бане оставил? – думал Верховойский. – Украли на вокзале? Выронил в такси?»

Как будто всё это имело значение.

Думать о потере было бессмысленно – украли и украли, выпал и выпал, а если он всё-таки оставил телефон в бане, его вернут пьяные товарищи – хотя и они могут забыть, не заметить, – но, в любом случае, искать ночью товарищей не станешь, да и где их искать, да и как их искать – Верховойский, подобно подавляющему большинству своих современников, не помнил ни одного дружеского телефона, – а были времена, когда люди носили в голове целые телефонные книжки, ну или как минимум дюжину номеров.