Читать «Думай, как Эйнштейн» онлайн - страница 80

В молодости у него как ученого были свои кумиры из разных исторических эпох. Так, он говорил, что Общая теория относительности обязана своей теоретической базой «четверым великим», а именно – Галилею, Ньютону, Максвеллу и Лоренцу. И ему было очень странно со временем ощутить, что он больше не юный вундеркинд, стоящий на плечах великих гигантов, ибо сам стал одним из них, и теперь его очередь подставлять свои плечи другим. Так, он фактически поменялся местами с Максом Планком, который использовал работу Эйнштейна для дальнейшей разработки теории квантовой механики. «Чтобы наказать меня за непочтение к авторитетам, – сказал он однажды, – судьба сделала авторитетом меня самого».

В ходе этой трансформации он также обнаружил, что больше не ощущает себя в науке радикалом – теперь он в гораздо большей степени консерватор, опирающийся на элементы классической физики, тогда как другие используют результаты его теорий (особенно в квантовой механике) лишь для того, чтобы разбирать их на запчасти. И хотя Эйнштейн по-прежнему считал, что работает на самом передовом краю современной физики, он прекрасно понимал, что о нем думают другие, и в 1949 году даже с горечью пожаловался в письме Максу Борну: «В целом на меня смотрят как на ископаемое, которое ослепло и оглохло от собственной дряхлости».

Естественно, подобные изменения своего статуса вгоняли его в депрессию, хотя в каком-то смысле и развязывали ему руки. Он был уже достаточно состоятелен и знаменит, чтобы заниматься чем ему заблагорассудится, а окружающие больше не ожидали от него каких-то конкретных свершений. Все эти факторы даровали ему небывалое чувство свободы – и не только в том, чтобы ходить без носков. Из его письма королеве Бельгии Елизавете хорошо видно, как он искренне развлекался, пикируясь с американскими властями по поводу своих антимаккартистских воззрений. Сам себя он называет в письме «кем-то вроде enfant terrible… который не способен молчать и покорно проглатывать все, что происходит».

И все же, как можно понять из продолжения того же письма к Борну, к собственной старости Эйнштейн относился довольно стоически, принимая ее сюрпризы как с благодарностью, так и с неприязнью:

Я просто наслаждаюсь тем, что отдаю теперь больше, чем получаю практически во всех отношениях, не принимаю всерьез ни самого себя, ни действий народных масс, не стыжусь своих слабостей и грехов – и совершенно естественно принимаю все, что со мной происходит, с юмором и невозмутимостью.

Заключи свой мир с космосом

Перед лицом собственной смерти Эйнштейн проявлял поразительные хладнокровие и стойкость. Хотя он не мог опираться на традиционную религиозную концепцию «жизни после смерти», он посвятил слишком много лет изучению природы времени и материи, и эти усилия не воздались ему ничем, кроме философских абстракций. Еще в 1926 году в переписке со вдовой голландского физика Хейке Камерлинг-Оннеса (нобелевского лауреата 1913 года) он отмечал: «Наша смерть – не конец, если мы можем жить дальше в наших детях и подрастающем поколении. Ведь они – это мы, а наши тела – всего лишь увядающие листья на древе жизни».