Читать «Берне. – Близость его к нашей современности. – Полное собрание сочинений Ибсена» онлайн - страница 5

Ангел Иванович Богданович

Патріотизмъ, въ истинномъ, высокомъ значеніи, составлялъ сущность Берне, былъ убѣжденіемъ его жизни, ея содержаніемъ и двигателемъ. Поэтому-то его такъ возмущало лицемѣріе продажныхъ писакъ, въ родѣ Менцеля, и глупая восторженность народниковъ, такъ какъ и въ тѣхъ, и въ другихъ онъ не видѣлъ патріотизма. «Я боленъ моимъ отечествомъ; пусть оно освободится, и я выздоровѣю», говоритъ онъ, а Менцели и народники, напротивъ, изо всѣхъ силъ старались затянуть потуже петлю, мѣшавшую отечеству дышать свободно. Менцели дѣлали это изъ-за выгодъ. «Льстить тиранніи изъ-за своего комфорта, своего постыднаго спокойствія, изъ-за того, чтобы ненарушимо наслаждаться тѣмъ, что имѣешь – развѣ не такъ же скверно, какъ льстить ей для того, чтобы добиться, чего не имѣешь и что желалъ бы пріобрѣсти? Въ то время еще не было въ Германіи фонда для газетныхъ рептилій, но рептиліи уже были. Онѣ не были еще тогда такъ беззастѣнчивы, какъ ихъ наслѣдники въ наше время, и свою лесть абсолютизму облекали въ яркое платье негодованія на „непатріотичныя выходки“ еврея Берне, уже самымъ происхожденіемъ своимъ обреченнаго иа жертву космополитизму. Современныя рептиліи и въ этомъ случаѣ остались вѣрны своимъ отцамъ, и упрекъ въ различіи національности остается до сихъ поръ ихъ главнымъ оружіемъ. Да и не только ихъ. Здѣсь сходятся они съ народниками, объяснявшими, что Берне, какъ еврей, не могъпонять сущности нѣмецкой души, открытой только нѣмцу. Его насмѣшки надъ гимнами Арминію, нѣмецкимъ общиннымъ духомъ, надъ превосходствомъ нѣмецкаго языка и нѣмецкимъ „всечеловѣкомъ“, надъ „нѣмецкой душой“, совсѣмъ особой, исключительной, не поддающейся описанію, вытекаютъ изъ еврейскаго происхожденія Берне не позволяющаго ему прочувствовать все величіе нѣмецкой души, выражающееся въ Арминіи, общинѣ и „всечеловѣкѣ“. На такія нападки Берне отвѣчалъ только презрительнымъ смѣхомъ: „Каждый разъ, когда мои противники видятъ, что они могутъ разбиться о Берне и потерпѣть умственное ко-раблекрушеніе, они хватаются за Баруха, какъ за свой спасительный якорь“.

Точка зрѣнія, съ которой Берне разсматриваетъ теоріи своихъ противниковъ, исключительно общественная, или, какъ онъ выражается – „гражданская“. Ихъ отвлеченныя мудрствованія о „духѣ“ и „всечеловѣкѣ“ онъ разлагаетъ на составные житейскіе элементы и показываетъ, къ чему приводитъ этотъ „духъ“. „Народъ, который, не смотря на свою силу духа и свободу духа, не умѣлъ освободиться отъ своей цеизуры, постоянно издѣвавшейся надъ всякою силою, постоянно разрушавшей всякую свободу, который подчиняется людямъ слабоумнымъ, людямъ, позволявшимъ заключить свой духъ въ оковы,– который, не смотря на свою здоровую натуру и чистоту нравовъ, никогда не могъ добиться того, что другіе народы сумѣли пріобрѣсти бехъ силы духа, безъ свободы духа, безъ добродѣтели и безъ благосостоянія,– наконецъ, народъ, который не можетъ выйти изъ позорнѣйшаго несовершеннолѣтія и похожъ на идіота, боящагося привидѣній, или ребенка, дрожащаго при видѣ розги, – такой народъ, дѣйствительно, явленіе совершенно особенное… Праведный Боже! Что это за сила духа, когда она боится показать свое значеніе, и при видѣ каждаго полицейскаго солдата складывается, какъ перочинный ножикъ и прячетъ свой клинокъ въ роговой черенокъ? И что это за похвальба свободою духа? Кто не свободенъ духомъ? Всѣ, вездѣ и всегда; свободгы въ темницѣ, на кострѣ, въ пустынѣ, въ толпѣ дураковъ и даже за столомъ подозрительнаго, кровожаднаго и пьянаго тирана. Даже г. Менцель свободенъ духомъ и его мысли могутъ насмѣхаться надъ его словами“. Прекрасенъ нѣмецкій „всечеловѣкъ“, неспособный ни воодушевляться, ни быть самимъ собой. „Если полиція прикажетъ намъ воодушевиться и объявитъ печатно, что въ четыре часа пополудни мы должны ликовать, то мы исполнимъ это и въ четыре часа будемъ ликовать“. Нѣмецкій народъ называютъ набожнымъ, скромнымъ, свободомыслящимъ. Но развѣ человѣкъ набоженъ, когда онъ раабиваетъ на куски человѣка, лучшее созданіе Божіе? Развѣ онъ скроменъ, когда обнаруживаетъ высокомѣріе? Развѣ онъ свободенъ, когда думаетъ о томъ, какъ бы выслужиться? У французовъ тоже есть высокомѣріе, но это высокомѣріе личное, то самое, которое навлекло проклятіе на праотца Адама, а не общинное, какъ у васъ: оно не организовано». Нѣмецкій народъ дѣйствительно свободенъ: онъ самъ наблюдаетъ за собой, ве только за страхъ, во и за совѣсть. «Нѣмецкое правительство раздѣлило весь народъ на два класса: шпіоновъ и шпіонствующихъ. Кромѣ нихъ, нѣтъ никого. Будьте вы хорошій или дурной человѣкъ, человѣкъ или чортъ, до этого никому нѣтъ дѣла; каждый нѣмецъ – или полицейская собака, или полицейская дичь, или молотокъ, или наковальня».