Читать «Охота за золотом Путина» онлайн - страница 123

Тот согласился. После завтрака они спустились вниз и, пройдя через пост бдительных дежурных консьержек, которым Андрей сказал: «Это со мной», сели в машину Андрея и поехали по бульварному кольцу. Когда Андрей выехал с Петровки к Селезневским баням, Сандер заметил трамвай, на котором была размещена реклама «Еврейского музея и центра толерантности, улица Образцова, д. 11. Время работы Вс. – Чт., 12:00–22:00. Пт. 10:00–15:00. Суббота и еврейские праздники – выходной». Андрей поставил машину рядом с тем местом, где по схеме мамы должен был находиться ее старый дом. Но дом уже давно снесли, и на его месте стояла панельная десятиэтажка, всем своим незатейливым архитектурным видом свидетельствуя о советском прошлом. К Еврейскому музею они пошли пешком, благо было недалеко. Напротив толпились студенты МИИТа. Мимо них, как ни в чем не бывало, шел бородатый хасид в широкополой шляпе, а с ним рядом, взявшись за его руки, – два маленьких пацаненка в черных камилавках. У студентов они не вызвали никакого интереса и никаких комментариев, так как к хасидам в этом районе они уже привыкли. Отец вел будущих цадиков в бассейн Еврейского центра, который расположился за оградой вместе с израильским госпиталем. Уже в самом центре Сандер спросил, могут ли лечиться у израильских врачей только евреи, или русские тоже. «Конечно, могут и русские, – ответили ему. – Их там часто даже больше, чем евреев, как и в бассейне».

«Неужели так действует на массовое сознание русских этот центр толерантности? – спросил Сандер у Андрея. – Мне говорили, что у русских антисемитизм в крови».

«У большинства русских этого, пожалуй, нет. Есть, конечно, группки нацистского толка. Но это, в основном, маргиналы. И потом политика Путина такая, что в Израиле его активно поддерживают, несмотря на то, что Обаму это раздражает. Главный раввин России ходит в Кремль наравне с патриархом и главным муфтием. Да и у самого Путина много друзей евреев. Те же Ротенберги, например».

Экспозицию музея они осмотрели за какие-то полчаса. Фильм о расстрелах в Бабьем Яре и в Одессе Андрей до конца досмотреть не мог. Слишком было страшно и больно смотреть на эту бойню, на трупики детей, на стариков и женщин, подгоняемых штыками ко рву. «А ведь это было не так давно, – сказал он. – И самое страшное, что об этом ужасе люди не только забывают, но и спокойно смотрят на тех подонков, которые сегодня выходят на улицы со свастикой на рукаве. К счастью, их все же немного».

«Фашистов тоже поначалу было немного», – сказал Сандер. В Яд-ва-Шем, мемориале Катастрофы на Горе Памяти в Иерусалиме и в Музее Холокоста в Вашингтоне, он видел такие же страшные кадры. Но здесь, в Москве, это его потрясло куда больше. Может быть, потому, что буквально за несколько минут до того, как войти в Еврейский музей, он увидел этого хасида с его двумя пацанами, спешившими в бассейн. «Не дай Бог, чтобы этот мир был когда-нибудь взорван снова, – подумал Сандер. – А ведь это не исключено». Рассказывал же ему одесский раввин в самолете о том, как травят евреев на Украине в наши дни…