Читать «Царство. 1955–1957» онлайн - страница 97

Дмитрий Трофимович Шепилов и Екатерина Алексеевна Фурцева вошли в состав делегации.

— Красавец! — любуясь истребителем, застывшем на летном поле, проговорил Николай Александрович.

Боевые «МИГи» обязательно сопровождали правительственные перелеты.

— Брат Степан сделал! — похвастался Микоян. — По летным и боевым качествам «МИГу-21» равных нет!

Булганин взял рюмку.

— За славных авиационных зодчих! — провозгласил председатель правительства. — Держись, враг!

— А где оракул? — имея в виду Хрущева, спросил маршал Жуков.

— Вещает! — улыбнулся Микоян.

У Никиты Сергеевича стало традицией давать обстоятельные интервью по любому поводу. «Надо разъяснять народу, что происходит, — доказывал он. — А то люди скажут — мы работаем, а наши начальники непонятно чем занимаются. А мы трудящимся отчет — так мол, и так!»

Первый Секретарь говорил не переставая. Его речи без сокращений публиковались в печати и иногда занимали полностью газету.

— Чего его Катька без настроения? — кивнув на Фурцеву Жуков.

— Хахаль гонял. Говорят, хотел топором зарубить, — усмехнулся Булганин.

— Она юркая! — с издевкой подметил маршал.

— Чего ржете? — спросил подошедший Хрущев.

— За Катьку переживаем. Достают ее мужики! — лыбился Георгий Константинович.

— Вы лучше об Индии думайте! — отрезал Хрущев.

— Николай Александрович, Никита Сергеевич! — позвал замуправделами Смиртюков. — Приглашаем на посадку!

— Иди первый, — уступил Хрущев. — Ты как-никак руководитель делегации.

Булганин надел шляпу, поправил на груди пиджака золотую звезду Героя Социалистического Труда, которую ему вручили в начале лета в связи с шестидесятилетием, и направился к выходу.

8 декабря, четверг

Анюта была беременна. Она не то чтобы пополнела, нет, скорее округлилась, более отчетливо выступил живот, груди стали большие и тяжелые, в движениях появилась размеренность, плавность, даже голос сделался мелодичен, певуч. Вся ее суть теперь подчинилась заветному таинству материнства, которым, как наградой, жалует женщину природа. И когда свершилось чудо зачатия, женщина преображалась, становилась иной, необычной, необъяснимой, недоступной, заключенная, как в крепости, в себе самой. И крепость эта — ее тело — должна вынашивать, оберегать во чреве драгоценное дитя. И лишь тому, чей ребенок шевельнулся под сердцем, счастливо покорялась супруга, лишь один, избранный, был необходим, желанен и дорог, и потому еще он был желанен и дорог, что только самому близкому человеку женщина отдавала себя без остатка, погружаясь в безумства любви — ведь возлюбленный есть часть заветного плода, вселенского таинства. Оттого Ванечкины голубые глаза, улыбчивые губы, бережные прикосновения были бесконечно желанны, и было ему все позволено и разрешено, даже то, о чем неловко говорить. Лишь долгожданный ребеночек и милый возлюбленный делали мир бесценным, а все остальное не имело никакого значения!