Читать «Тайна крепостного художника» онлайн - страница 16

Михаил Григорьевич Казовский

Глава вторая

1

Николай Петрович Милюков, бывший барин художника Сороки («бывший» — потому что восемь лет назад крепостничество отменили) жил вдовцом. Он вставал рано, в шесть часов утра, делал гимнастическую зарядку на открытой галерее своего дома, приседал, отжимался, прыгал, во дворе обливался ледяной водой из колодца, растирал тело полотенцем, брился сам (не держал цирюльника, чтобы невзначай тот его не зарезал), а кудряшки на затылке подстригала ему дворовая девка, и в халате, сидя у открытых балконных дверей, кофе пил со сливками, заедая кусочками свежевыпеченного хлеба, то и дело обмакивая их в свежесобранный мед. Тут же принимал управляющего с докладом. В целом дела в хозяйстве обстояли неплохо, урожаи выходили приличные, и в последнее время недовольных практически не было. А попробуй-ка побузи у него — живо пойдешь под суд за подстрекательство к бунту — Николай Петрович никому не прощал неповиновения.

Даже Грише Сороке.

Не исключено, что и придирался к нему сильнее. Требовал жестче. Не прощал того, что прощал другим.

А когда прибежали к нему с известием: «Гришка наш Сорока повесился!» — только сплюнул и отрезал: «Дурак!» Очень тогда на покойного обиделся. Даже не пошел хоронить. А похоронили самоубийцу без отпевания, за церковной оградой, точно нехристя. Под кустом сирени.

Но картин Сороки у себя со стен не снимал. Иногда подолгу разглядывал, думая неизвестно о чем, только ему понятном.

Николай Петрович походил на всю свою милюковскую породу: небольшого роста, крепенький и темноволосый (ну, теперь уж, к 67 своим годам, сильно поседевший и полысевший). И с пронзительным чернооким взором. И упрямым, жестким характером.

Крестным отцом его, между прочим, был император Александр I, крестной матерью — императрица Мария Федоровна. По служебной лестнице продвигался споро (заправлял в Межевом ведомстве и к 30-му своему юбилею получил чин надворного советника). Выгодно женился на четвероюродной (или пятиюродной?) сестре, тоже Милюковой, и имел от нее семерых детей. Получив от отца наследство, сразу вышел в отставку, переехав с семьей в усадьбу Островки Великолукской волости Тверской губернии. Впрочем, здесь находился только летом, зиму проводя в столицах или в Твери, где имел свой дом. Но когда овдовел шесть лет назад, перебрался в Островки окончательно.

Утром 29 июня 1869 года Милюков как обычно попивал кофеек со сливками и вполуха слушал управляющего, как вдруг внезапно посмотрел на того с удивлением:

— Кто-кто, говоришь, у брата остановился?

— Сестры Новосильцевы.

— Новосильцевы? Это какие же Новосильцевы?

— Так известно, какие — из Москвы. Те, что желали у вас купить что-то из художеств Сороки.

— A-а, те самые…

— Братец ихний, если помните, в дружбе с вашим родичем-архитектором, стало быть. К Конону Николаевичу писал.

— Да, припоминаю…

— Значит, поселились в Поддубье, в доме у братца вашего.

— Ясно, ясно.

— Но что любопытно, ваша милость… Уж не знаю, говорить, нет ли? — управляющий неуверенно переступал с ноги на ногу.

— Что еще такое? Говори, коль начал.