Читать «Расстрелянный парламент» онлайн - страница 269

* * *

Почему гражданская война называется гражданской?!

В осажденном парламенте я разговаривал на эту тему с татарским писателем, депутатом Ринатом Мухамадиевым. Он говорил, что зря Ельцин «беспокоится» о гражданской войне – для этого, мол, нужны как минимум граждане… А где они, граждане России?!

И все-таки… Если русские убивают русских – это гражданская война. А если брат убивает брата?.. Это еще хуже, зловещее, и названия этому нет.

Когда я узнал об этой истории, я не поверил. Потом появились свидетельства…

Когда Геннадий Портнов уходил в Дом Советов, мать упала на колени… Но он не мог не пойти. Ельцин бросил ему вызов. Он должен был встать на защиту Конституции.

Мать будто что-то чувствовала, и она оказалась права: когда сына Геннадия повели на расстрел, то он среди омоновцев узнал своего родного брата.

Свидетельство Г. Портнова опубликовала «Литературная Россия». Его стоит привести полностью:

– Пленный, я шел в одной группе с двумя народными депутатами. Их вырвали из толпы, а нас прикладами стали гнать к бетонному забору. Уже метрах в ста от забора я понял, что нас ведут расстреливать. На моих глазах людей ставили к стене и с каким-то паталогическим злорадством выпускали в мертвые уже тела обойму за обоймой, у самой стены было скользко от крови. Ничуть не стесняясь, омоновцы срывали с мертвых часы, кольца. Произошла заминка, и нас – пятерых защитников парламента – на какое-то время оставили без присмотра. Один молодой парень бросился бежать, но его моментально уложили двумя одиночными выстрелами. Затем к нам подвели еще троих – баркашовцев – и приказали встать у забора. Один из баркашовцев закричал в сторону жилых домов: «Мы русские! С нами Бог!»

Один из омоновцев выстрелил ему в живот и повернулся ко мне. И я встретился глазами со старшим сержантом московского ОМОНа Алексеем Портновым – своим родным братом!

По всей вероятности, я был в какой-то степени готов к этой встрече, поэтому он растерялся больше, чем я. Но он быстро взял себя в руки и, указывая на меня, сказал: «Этого я забираю с собой!»

Я спросил: «А почему такие привилегии?» Он подошел вплотную и сказал: «Не дури, Генка!» Я размахнулся, ударил его по лицу и сказал, чтобы меня расстреливали вместе со всеми. Ко мне подскочил другой омоновец и стал бить меня прикладом. Леха стоял, как вкопанный, а потом повернулся к своим бойцам и сказал: «Не убивайте его, это мой брат…» Омоновцы просто остолбенели. А со мной приключилась самая настоящая истерика. Я провоцировал их на то, чтобы меня расстреляли. Видимо, сказалось потрясение от всего происшедшего. Я кричал Алексею, что если он меня сейчас не убьет, я его сам прикончу дома на глазах у матери.

Леха заплакал, а его товарищ схватил меня за куртку и поволок через двор. Возле какой-то громоздкой машины он остановился и приказал мне: «Беги отсюда!»… Мне не хотелось идти домой, но я заставил себя это сделать ради матери. Был очень тяжелый разговор, но я сказал совершенно твердо: в этой квартире – либо я, либо Алексей. Мама рыдала, отец просто на глазах состарился. Но я не могу и не хочу жить в одной квартире с убийцей. Поэтому из дома я ушел. А брата у меня с тех пор нет…»