Читать «Том 10. Петербургский буерак» онлайн - страница 13
Алексей Михайлович Ремизов
Семякина носила листок в этнографический музей (Мюзэ де л’Омм), но и там, а уж все знают, не могли сказать наверно. И только думают, что скорее всего архаическое обезьянье начертание: дикий обезьян неопрятным хвостом ширял по листу:
Животные четвероногие,
птицы, рыбы и гады,
– от небесной лазури до полевой зелени:
Переступая порог обезьяньего притона – горнила закоснелого преступления и поджига, намотайте на ус и вбейте себе в голову царя обезьяньего Асыки слово:
(перевод с обезьянского)
1) говорит один обезьян – другому обезьяну хранить гарпократическое молчание;
2) Простор мысли и никогда не стоячесть, и без всяких задних мыслей, без нашептов, заплёвок и намеков;
3) Дверь не заперта – входить без зова, но не вертеться без толку около моего стола;
4) Ничего не просить насильственно;
5) Не ершиться и не наскакивать друг на друга по пустякам. Пример со свиньей: чем свиньям теснее, тем ближе они жмутся друг к другу гузнами;
6) Лучи прошлого – воспоминание. Но только, пожалуйста, без повторений;
7) Более надежды, чем сомнения, больше желаний – неосуществимых и неосновательных;
8) Не под-
9) Самое простое никогда не прямо, прямой в природе не существует, а только в воображении, и только обходами, крюками и кривизнами достигается простое;
10) Не затевать неугомонной возни;
11) Проверяйте «факты» живой жизнью;
12) И доброе слово чтобы в горле не останавливалось!
* * *
Но какое отношение это обезьянство к русской гимназии? Да никакого отношения, Семякина сложила липкий каракулевый листок сжечь.
И опять горе: у нас в доме каминов нет. А машинка стоит чернющая, страшно притронуться.
И когда Едрило – он все знает – для проверки опустил свои лапища над машинкой и наманикюренным розовым пальцем стукнул по клавишам, совершилось самое мрачное колдовство, не отмеченное ни в каком «Черном драконе»: у всех на глазах черная, а когда-то блестящая, машинка вдруг развалилась, как картофельная, на мелкие крошки, а из крошек повылетели маленькие серые мухи. Мух было с дюжину, а серного духу напущено за одну минуту, считай, сотня: мухи, вылетая, на глазах размножались.
Едрило струсил, как потом сам признавался, от шиворота до пяток, он тыкал в картофельные крошки розовым пальцем, невольно помогая мутной игре плодящихся мух.
И до глубокой ночи по всему дому препротивно жужжало – мухи грызли друг друга, и грызня их отдавалась в ушах, как будто кто-то сверлом работал, не покладая рук. Их была уже не сотня, не тысяча, а миллионы, и вот от нечего делать они, жужжа, грызли друг друга.
И когда наутро, как подметать лестницу, «Сестра-убийца» не без опаски заглянула на столик к Семякиной, где стояла машинка, на месте машинки не оказалось и самой завалящей картофельной крошки, а вокруг, где жужжали несметные полчища мух, незаметно было не только крылышек и лапок, а так, как бы ровно ничего никогда и не было: за ночь мухи, не оставя живого ребра, сгрызли друг дружку без остатка.