Читать «Творимая легенда» онлайн - страница 77

Федор Кузьмич Сологуб

– Мой мне поначалу очень не понравился.

Но Жербенев не унимался.

– Да и мне мой тоже не слишком приглянулся вначале, – сказал он.

– С виду он точно разбойник, – сказал Кербах.

Жербенев не отставал.

– Слово в слово, и мой такой же, – объявил он как что-то радостное и приятное.

Кербах говорил:

– Но сердцем он простодушный ребенок и горячий патриот.

– Вот, вот, и мой такой же, – вторил Жербенев.

Глафира Павловна мило улыбалась им обоим.

Раздосадованный Кербах наконец спросил:

– Да вы о ком говорите?

Жербенев ответил:

– Да тут есть такой, как его? Еще мы с вами его как-то раз на пристани встретили. Помните, еще он о Триродове что-то рассказывал.

– Остров? – догадался Кербах.

– Он самый, – сказал Жербенев.

– И я об нем же говорю, – сказал Кербах.

– И отлично! – воскликнул Жербенев. – В одно слово. Так вот, Глафира Павловна, его бы залучить в наш союз. Преполезный человек. О жидовье слышать спокойно не может, – так и зарычит, как пес цепной.

Глафира Павловна решила:

– Конечно, привлечь. Такие люди нам очень нужны.

Так у Острова завязались связи с этим союзом. Остров для него много хлопотал.

Одним из главных занятий черносотенного союза были доносы. Донесли губернатору и попечителю учебного округа о том, что воспитанники Триродова были на похоронах убитых в лесу рабочих.

Колония, основанная Триродовым, давно уже смущала и соблазняла горожан. Доносы бывали и раньше. Теперь Остров сообщил для доноса много сведений, преимущественно измышленных или им самим, или досужими горожанами. Попечитель прислал директору народных училищ приказание расследовать. Губернатор принял свои меры. Так над колониею Триродова сбирались тучи.

Немало стараний прилагал союз и к тому, чтобы возбудить невежественную часть населения против евреев и «интеллигенции».

Настроение в городе было тревожное. Казаки часто попадались на улицах. Рабочие смотрели на них враждебно. Кто-то распускал слухи, что в городе готовится вооруженное восстание. Из-за ничтожных поводов возникали страшные столкновения.

Однажды вечером в Летнем саду собрались гулять, слушать музыку и куплеты с открытой сцены. Опять вечер был тих и ал. Мимо ограды влеклась серая по ветру пыль, оседая на острых листочках акаций в саду и на светло-лиловых мелких загадках около дороги. Закатное было за нею, за серою влекомою по ветру пылью, розовое и алое небо, – и сочетание серых и алых давало очень приятные для глаза переливы красок.

Большой, красный джин разломал сосуд с Соломоновою печатью, освободился и стоял за городом, смеясь беззвучно, но противно. Дыхание его было гарью лесного пожара. Но он сентиментально кривлялся, рвал белые лепестки гигантских маргариток и хрипло шептал голосом, волнующим кровь юных:

– Любит, – не любит, – изрубит, – повесит.

Люди не видели его, смотрели на небо и говорили:

– Как прекрасно! Я очень люблю природу! А вы любите природу?

Другие смотрели равнодушно и думали, что все равно. Любители природы хвастались перед ними тем, что любуются на восхитительный закат, тем, что умеют наслаждаться природою. Говорили другим: