Читать «Пушкинский некрополь» онлайн - страница 9

Их личные отношения установились в 30-е годы. Бывая в Москве, Александр Сергеевич непременно навещал престарелого поэта. Доброжелательный, живой и всегда остроумный, Иван Иванович рассказывал ему о Пугачевском восстании. Воспоминания Дмитриева пригодились Пушкину для «Истории Пугачевского бунта» (1834) и для «Капитанской дочки» (1836).

В гостеприимном доме Дмитриева Пушкин встречал многих «своих»: тут бывали и П. А. Вяземский, и К. Н. Батюшков, и племянник-поэт М. А. Дмитриев, а до этого Д. И. Фонвизин, И. А. Крылов и, конечно, В. А. Жуковский. Для всех у хозяина находилось умное, ободряющее слово. «Российского Лафонтена», как называли Дмитриева за его великолепные басни, почитали и за ироничные сказки, и за торжественные оды, и за беззлобные сатиры. К тому же он писал талантливые песни. На его стихи охотно сочиняли музыку композиторы – его современники – Ф. М. Дубянский, А. А. Алябьев, позже – А. Г. Рубинштейн, Э. Ф. Направник («Стонет сизый голубочек…») и др.

Иван Иванович Дмитриев тяжело переживал гибель Пушкина. Посетивший в 1860 году на Спиридоновке, вблизи Патриарших прудов, дом старшего друга своей молодости, к тому времени давно почившего, П. А. Вяземский писал:

Я помню этот дом, я помню этот сад:Хозяин их всегда гостям своим был рад,И ждали каждого, с радушьем теплой встречи,Улыбка светлая и прелесть умной речи.Он в свете был министр, а у себя поэт,Отрекшийся от всех соблазнов и сует…Под римской тогою наружности холодной,Он с любящей душой ум острый и свободныйСоединял; в своих он мненьях был упрям.Но и простор давать любил чужим речам…Хоть он Карамзина предпочитал Шишкову,Но тот же старовер, любви к родному слову,Наречием чужим прельстясь, не оскорблялИ русским русский ум по-русски заявлял.

Похоронен И. И. Дмитриев на 3-м участке, вблизи Малого собора. Умирая, Иван Иванович завещал своему племяннику, поэту М. А. Дмитриеву, соорудить на его могиле такой же скромный памятник (массивную черную плиту), как и у его лучшего друга Н. М. Карамзина. Племянник выполнил волю своего дяди. К сожалению, металлический лавровый венок с памятника исчез.

Перейдем через дорожку к южной стене Малого собора. Справа за его крыльцом лежит толстая металлическая плита. Летом на ней всегда цветы. Стоит лишь прочитать фамилию человека, покоящегося под ней, как на память приходят сызмальства запомнившиеся пушкинские строки:

Товарищ, верь: взойдет она,Звезда пленительного счастья,Россия вспрянет ото сна,И на обломках самовластьяНапишут наши имена!

Это надгробие на могиле Петра Яковлевича Чаадаева (1794–1856) – декабриста, выдающегося мыслителя, философа и писателя, участника Бородинской битвы и заграничных походов. С Пушкиным Чаадаев подружился в 1816 году, когда гусарский полк, в котором он служил, стоял в Царском Селе. После знакомства с Чаадаевым Пушкин написал:

Он вышней волею небесРожден в оковах службы царской;Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес,А здесь он – офицер гусарской.

В 1818 году в первом послании к Чаадаеву – «Любви, надежды, тихой славы…» Пушкин воспел присущие этому «умнейшему человеку России» восторженное, страстное горение, его горячую веру в торжество «святой вольности». В тяжелые минуты жизни поэт обращался за советом к своему другу и не был обманут в своих ожиданиях.