Читать «Я не могу иначе. Жизнь, рассказанная ею самой» онлайн - страница 19

Вспомнились наши последние совместные гастроли в Израиле. Она не хотела ехать – в новостях шли репортажи о военных действиях, стрельбе. На афишах было заявлено: «Толкунова. Серебренников», но первые три дня я выступал один. Приходилось начинать концерты с извинений перед публикой. Слава богу, никто не ушел ни с одного концерта, но объяснения давались трудно: «Вы должны понять, нам в Москве наговорили страшные вещи. Она – мать и дочь, за нее переживают близкие люди, отговаривают ехать. Прошу вас отнестись с пониманием». В итоге Толкунова все же прилетела, мы отработали оставшиеся концерты, и она решила остаться, чтобы посетить святые места и немного пожить в обители. Тогда я впервые осознал, что именно вера определяет ее взгляды, поступки, мысли, но сокровенные вопросы такого порядка мы никогда не обсуждали.

Особо ценным свойством наших взаимоотношений с Валюшей было то, что мы не лезли друг другу в душу. Я никогда не задавал вопросов личного характера, не любопытствовал об отношениях с сыном, братом и близкими. Одно время ее сопровождал повсюду солидный, очень интересный мужчина. Разумеется, я понимал, что между ними особые отношения; отметил, насколько интеллигентно он держится, как безупречно, галантно относится к Вале. Тем не менее мне и в голову не пришло спросить напрямую, какое место он занимает в ее жизни. Я не считал себя вправе вмешиваться в области, меня не касающиеся. Она тоже не расспрашивала меня о частном. Валина тонкость и внутренняя культура – хороший пример для тех, кто полагает, что годы знакомства и работы бок о бок дают право на бестактные вопросы.

Валюша носила внутри глубокую печаль, несмотря на оптимизм, готовность смеяться и шутить, несмотря на особое, тонкое понимание жизни. Находясь с ней рядом на протяжении многих лет совместной работы, я не мог этого не почувствовать. Женское сердце, должно быть, грустило…

Валя великолепно водила автомобиль. Можно сказать, лихо гоняла. Как-то раз по пути на студию она озабоченно прислушивалась к звукам двигателя и с огорчением заметила: «Завтра на сервис придется ехать». Я спросил: «Зачем самой ехать? Разве больше некому это сделать?» Она, смеясь, ответила: «Я сама себе и баба, и мужик». Мне вспомнились слова из песни: «И вот приходится быть сильной, когда так хочется быть слабой». Полагаю, тянуть все на себе, одной, не имея возможности переложить хотя бы малую часть на близкого человека, – очень тяжело.

Толкунова была удивительно интересной личностью. Иногда в гастрольных поездках за три дня устаешь от нового человека, а с ней за все пятнадцать лет я ни разу не испытал пресыщения. Мы постоянно беседовали о чем-то новом, и даже если возвращались к старым темам, то рассматривали их под новым углом. Валюша не давила своим присутствием (большая редкость в компании коллег), заражала жизнелюбием, создавала уют и комфорт для окружающих. Уверен, ей бы не хотелось, чтобы о ней говорили в минорных тонах сейчас, после ее смерти.

Публика обожала ее за удивительный, ровный свет, который она дарила людям. Неоднократно я наблюдал, как зрители, подходившие после концерта поблагодарить, обращались к ней: «Валюша, Валечка», а не по имени-отчеству. Она входила своими песнями в дома и сердца, в русские семьи, и особая исполнительская манера, выделявшая ее из всех, согревала сердца людей по всей стране.