Читать «Погибают всегда лучшие» онлайн - страница 8

Владимир Гурвич

Скорей всего Липкин не врал; зачем ему это нужно да и вряд ли его ставят в известность о коммерческих делах, которые вершатся скорей всего за его спиной. Спросить директора? Но я почему-то был уверен, что он тоже ничего не скажет. Может, не захочет, а может потому, что тоже мало что знает.

– Сперва вас отвезли в другую больницу – в третью, но вы там пробыли недолго, через часа два вас перевезли сюда, – вдруг добавил интересную деталь в эту загадочную историю уже по собственной инициативе Липкин.

– Это не было опасно?

– Какой-то риск был, но все делали очень осторожно.

– И вы, конечно, не знаете, кто проявил обо мне такую заботу.

– Увы, ничем не могу вам помочь.

– Скажите, доктор, а ко мне никто в эти дни не приходил? Или хотя бы интересовался моим состоянием?

– Сожалению, но никто.

Липкин снова осмотрел меня и, кажется, остался доволен моим состоянием. Я снова оказался один. Впрочем, скука не грозила взять меня в плен, так как было над чем поломать голову. И все же сейчас меня заботило другое; вот уже несколько минут, как я не отрываясь, смотрел на телефон. Я знал, что должен был позвонить в свой родительский дом, дом, где когда-то родился и жил, где живет моя мать, где живет, вернее еще несколько дней назад жил Алексей вместе со своей семьей.

То, что моя мать не навестила меня за эти дни, не вызывало у меня чересчур большого удивления. Я отлично знал, что никогда не был ее любимым сыном. С момента появления Алексея на свет ее сердце оказалось отдано ему. И занималась она почти исключительно только им. Почему так случилось? Может быть потому, что он был поздним ребенком, очень послушным и нежным я же вечно пропадал на улице, попадал в какие-то передряги в то время, как он находился постоянно дома. С самого детства у него определились две страсти – книги и механизмы. Хотя я тоже неплохо учился, угнаться за братом я не мог; все десять лет учебы в школе и пять лет учебы в институте он был круглым отличником. Ему пророчили великое будущее, но при этом не учитывали того обстоятельства, что в отличии от меня он был начисто лишен честолюбия и всегда был погружен в самого себя. Талант же, даже самый большой, вовсе не является гарантом успеха; в жизни торжествует посредственность. И если талантливый человек не умеет расталкивать ее руками, то он обречен на прозябание. Именно такая печальная история и случилось с Алексеем.

Всем казалось, что конструкторское бюро завода, куда он пошел работать, – это трамплин для приземления в совсем другом, гораздо более высоком месте. Но шли годы, а он все сидел за своим кульманом и смотрел как другие, гораздо менее способные, но более пробивные поднимались на лифте судьбы вверх.

Я знал, что моя мать очень сильно переживала этой застой в карьере Алексея. А то, что мне удалось кое-чего добиться, вызывало у нее по отношению к младшему сыну ревность. Что же касается самого Алексея, то он всегда бурно радовался моим удачам; из всех людей, которых я знал, это был самый независтливый человек. Мы любили друг друга, хотя и общались мало. Я уехал в Москву, и хотя Рождественск находился всего в шести часах езды от столицы по хорошему скоростному шоссе, я редко навещал, как принято сейчас говорить, свою малую Родину. И в значительной степени – из-за матери, так как всякий раз, когда я приезжал сюда, то отчетливо ощущал исходящий от нее холод недоброжелательности и нежелательности моего тут пребывания.