Читать «Шепот Черных песков» онлайн - страница 107

Кудим упал на колени между могилами верблюда и отца. Он закрыл лицо, пытаясь собраться с мыслями, успокоить свое сердце, найти лучик радости в нем.

– Ничего, сын, ничего, все хорошо будет, ты обретешь покой, нужно только время…

Цураам видела больше, чем согбенную спину сына. Она чувствовала его смятение и просила Иштар даровать ее мальчику счастье, которое он заслужил.

– Я не помню белого верблюда, – вдруг сказал Кудим. – Я хотел его увидеть… я видел других верблюдов, а белого нет.

– Да, белый верблюд – это редкость! И ведь в его потомстве тоже не родилось ни одного белого! – посетовал Ахум, ставя перед могилой верблюда чашу с водой и поглядывая на мать. – Люди говорят, Цураам прокляла его…

Кудим удивился.

– Почему?..

– У нее спроси. Нам она не рассказывает, – Ахум уложил рядом с чашей охапку колючих трав и перешел к могиле отца.

Цураам уже сидела перед ступенями в своей обычной позе – поджав одну ногу под себя, а другую обхватив руками. Слуга накрыл жрицу с головой плотным льняным покрывалом. Солнце пекло неимоверно, а в округе, куда ни глянь, не было видно ни одного хоть самого захудалого деревца. Даже саксаул здесь не рос. Все вырубили еще до строительства города.

Цураам не ответила на замечание старшего сына. То ли не считала это нужным, то ли ушла в свои думы. Кудим не решился спрашивать, но понял, что его мать всю жизнь ненавидела белого верблюда. От этого стало легче.

Пока слуги готовили церемонию почитания духа ушедшего вождя, Ахум заговорил о верблюде Кудима.

– Твой друг сказал, чтобы верблюда заклеймили. Какое тавро поставить? У тебя есть своя метка?

– Нет, у меня никогда не было того, на что ставят метки. Да и не нужен мне верблюд. Пусть им владеет Дамкум, – Кудим улыбнулся, вспомнив друга, который сейчас веселил горожан, распевая свои песни и стуча в новый бубен, подаренный вождем, спрятав свой старый на всякий случай. – У Дамкума с этим верблюдом свои отношения!

– Что ж, как скажешь, брат. Вернемся, прикажу, чтобы сделали клеймо твоего друга.

Разговор братьев оборвался на полуслове песней Цураам. Она приняла хаому и теперь покачивалась из стороны в сторону, вознося хвалу богам. В ее тихой песне звучала просьба о милости к достойному вождю своего племени, к ее мужу и отцу ее детей.

Ахум и Кудим тоже отпили напитка жрецов из носика пузатого сосуда без ручки, который слуги поднесли им с особым почтением. Кудим впервые испил хаому, и его разум, еще не знающий влияния дурманящих соков конопли и эфедры в смеси с настоем семян ячменя и кислым молоком, освободился. Ни жара, ни мысли, которые не оставляли его в этот день – ничто больше не заботило ювелира. Он погрузился в совершенно иной мир. Возвышение могилы, спина матери, стена крепости, все люди, которые были рядом, словно растаяли, превратились в мираж, расслоились, как воздух пустыни. Кудим видел пугающий простор сухого такыра, уходящего далеко за горизонт. И земля, и небо окрасились в серый цвет, до того унылый, что первым желанием было бежать. Кудим дернулся, но его тело не слушалось, мышцы обмякли, ноги потеряли силу. И вдруг, как наяву, Кудим увидел, как разверзлась земля, и в образовавшемся проломе показалась тщедушная фигура отца. Персаух, сидя на смертном ложе, склонил бритую голову перед сыном. Сильный порыв ветра подтолкнул Кудима сзади, и в мгновение ока он оказался рядом с отцом. Их лица сблизились. Глаза Персауха – большие, выразительные, с красными прожилками в уголках – смотрели в глаза сына, сухие губы шевелились. И Кудим почувствовал нечто, что взволновало его, как никогда.