Читать «Том 1. Здравствуй, путь!» онлайн - страница 30

В тот год беженцы не успели выбраться из гор — помешали снега, закрывшие выход, — и провели там еще долгую голодную зиму. Но следующим летом потянулись спозарань, по едва обнажившимся перевалам. Сойдя с гор, они растекались в разные стороны.

Тансыку, его матери и сестре настало время выбирать дорогу.

— Я пойду с Ахметом, мы сговорились жениться, — сказала сестра и, счастливая, стала каждый день украшать свою темноволосую голову яркими лентами.

Тансыка тянуло в родные места, где жили они до восстания. Мать настойчиво твердила, что она ничего не навязывает детям: ведь ей в пору умирать, а им жить долго, пусть и выбирают сами милое сердцу место.

Вскоре Шолпан уехала с Ахметом в Алма-Ату, куда двинулись все русские братья. Там «братья» отыскали солдата Долой Войну.

— Нехорошо у нас получилось, — сказал ему сокрушенно Роман Гусев, — заявились мы к готовому караваю. Больно уж велики горы, можно совсем потеряться.

Да, верно, велики. Пока русские братья путались в тех горах, в России произошли две революции — Февральская и Октябрьская, свергли и царя и Временное правительство, установилась советская власть.

— Хватит дела и вам, хватит, — утешил его Долой Войну. — Каравай-то в печке сидит. Допекать надо. Ну, куда вас?

Русские братья вступили в Красную Армию.

Тансык с матерью пустились искать свои кочевые дороги, затерявшиеся в тысячеверстном просторе однообразных степей. Но мать не доехала до них, умерла от тоски по мужу Мухтару и сыну Утурбаю, схороненным в этих степях и занесенным песком до полной неузнаваемости могил.

Умершую похоронили на том месте, где застигла ее смерть. Чтобы уберечь песчаную могилу от диких степных ветров и голодного зверья, поверх ее сложили пирамидку из камней.

Остался десятилетний Тансык один, как месяц в небе. Тут бездомный Исатай подумал, что им надо притулиться друг к другу и вместе служить Длинному Уху. У Тансыка — молодые, острые глаза, у Исатая — старый, опытный ум, и вдвоем-то они составят неплохого перевозчика новостей.

Так и решили — притулиться. Затем маленький караван: два всадника — Исатай и Тансык, да верблюд, нагруженный разобранной юртой, вышел на распутье. Одна дорога вела в город Алма-Ату, другая — в пожелтевшую, спаленную зноем степь.

— Куда поедем? — спросил Тансык.

— Туда. — Исатай махнул рукой в сторону от города.

И уехали в степь. Она, и засохшая, и колючая, и голодная, и холодная, была для них милей, чем город-сад, румяный от созревающих яблок апорт, милей всего на свете.

В стороне от дорог было много аулов, которые не участвовали в восстании и никуда не убегали. Там охотно принимали и слушали Исатая с Тансыком, ставили перед ними вдоволь мяса, каши, кумысу. Один из казахов продержал их месяц. Тансык помогал хозяину около стада. Исатай отдыхал, поправлялся, после скитаний по горам в нем осталось совсем мало жизни.

Отдохнув, он захотел поглядеть на реку Чу и на свою избушку. А Тансыку, полностью осиротелому, было одинаково куда ни ехать.

Мазанка Исатая стояла без двери, которую увез или сжег кто-то, ветер надул песку до окошек, так что и войти можно было, только согнувшись в три погибели. Убирать песок, делать дверь, чинить разбитые окна у них не хватило бы сил: один был уже стар для этого, а другой еще мал. Они недолго посидели в мазанке на песке, молча погрустили, затем поехали к чужим очагам, к чужим котлам.