Читать «Том 1. Здравствуй, путь!» онлайн - страница 292

Второй подвиг

Остановились экскаваторы: вышла нефть и дров не случилось. Вспомнил Гусев, что есть в Швейцарии большой тоннель, где потухают от недостатка кислорода паровозные топки, и тогда выводят паровозы сжатым воздухом. Взял он два компрессора, надул экскаваторный котел вместо пара сжатым воздухом, и машина заработала.

Выслушав про себя, Гусев попросил читать про других. Он часто похмуривался, ему не нравилось, что я многим его соработникам и друзьям дал выдуманные имена и вольно обращался с фактами их жизни.

— Герой, а почему он Елкин?! Надо бы под настоящим именем выпустить, надо бы, заслужил.

Я сказал, что в литературе свои порядки, по которым менять имена можно, а иногда и необходимо, но Гусев не утешился этим:

— Жалко героев прятать. Героев надо показывать.

Прощаясь, бригадир дал мне совет:

— Ты разную шушеру, вредителей, лентяев выбрось. И любовь тоже поубавь. Оно верно, любовь у нас была, только пользы от нее дороге никакой, больше вреда, и волыниться с ней не стоит. Дай мне вредителей, лентяев, пьяниц, бабников, и что я с ними сделаю? Да ничего, сяду! И ты с этой публикой сядешь. Ты строй свою дорогу так, как мы строили. Сперва подбери надежные кадры, а потом уж и крой!..

Я решил быть послушным: весь пройденный путь перечеркнул жирным крестом, вернулся к первой строчке и начал подбирать кадры по совету Гусева — на пьянице, вредителе и бабнике далеко не уедешь.

Мне не раз приходилось слышать, что в будущем литература, как и всякое художество, умрет за ненадобностью. Вопрос не суть важный, ведь дело идет о будущем, но все же не очень приятно сознавать себя сыном племени, обреченного на умирание, не очень утешительно, сидя над бумагой, ощущать в пальцах холодок той грядущей смерти. Куда утешительней сознавать себя сыном племени нужного, вечного. Бригадир Гусев дал мне эту утеху, дал надежду, что литература не умрет, пока будут люди.

Чем пахнут рельсы?

Надо было еще многое повидать, со многими повстречаться, и я уезжал с Турксиба не спеша, с остановками почти на каждой станции. У меня был документ, который позволял садиться без билета, без хлопот в любой поезд и даже на любой паровоз. В надежде, что со временем отработаю такое гостеприимство, я широко пользовался этим документом.

Однажды, уже на выезде с Турксиба, я, ехавший тогда на дрезине, повстречал паровоз, которым управлял Тансык. Я закрыл перед ним семафор, то есть вытянул руку наподобие закрытого семафора. Тансык остановился и принял меня на паровоз.

Не буду пересказывать наши разговоры, потом они широко вошли в эту книгу. Тогда же из-за них чуть-чуть не произошло крушение. Среди говорильни Тансык вдруг замолчал и резко затормозил машину.

— Что такое? — всполошился я.

— Гляди сам, — отозвался он.

Впереди у самых рельс, вытянув над ними голову, стоял верблюд.

Тансык давал тревожные требовательные гудки. Паровоз приближался к верблюду. Состав был сборный, — такой не остановишь скоро, — а корабль пустыни не хотел уступать ему дорогу. По спокойствию, с каким стоял он, Тансык заключил, что верблюд опытный, рабочий, верблюд-строитель. А такие не боялись никаких машин, никаких гудков и не любили сворачивать: у них была высокая гордость. Из-за них уже случались крушения.