Читать «Лунный свет( Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света)» онлайн - страница 186

— О, волына! Откудова, браток?

— Так вот, даю десять секунд, чтобы ты отсюда исчез. Испарился. А то вес этой железки станет на восемнадцать граммов меньше.

— Это че, твоя телка? Так сразу надо…

— Шесть секунд.

— Э-э, все. Все. Ухожу уже…

— Четыре.

— Только не шмальни, псих! Видишь, исчезаю!

Я в кафе. Не в ресторане, не в баре, в обыкновенном кафе. Приличном кафе. Гражданский проспект, рекомендую.

Вообще-то я ствол с собой никогда не беру. А сейчас — как чувствовал. Зато здесь тепло.

— Спасибо.

— Бросьте. Вас зовут Юля, верно?

— Вы из милиции?

— Угу.

— Из какой-нибудь полиции нравов? Половые связи между людьми, не состоящими в браке?

— Вы бредите.

— Возможно. — Она серьезно кивнула. — Все перемешалось…

— Я из отдела ГУВД по расследованию убийств.

— Убийств? Я кого-то убила? Димка, прекрати. Иди лучше, подожди меня… Беги домой. Вот ключи.

— Пока, мам.

— Сколько ему лет?

— Скоро шесть.

— А сколько вы знакомы с Черновым?

— Простите, с кем?

— С Дмитрием.

— A-а… Вот вы о чем. С ним я год знакома, если вас это так интересует. И фамилии его не спрашивала. Для того чтобы спать с кем-то, не нужно знать фамилию.

Утром меня растолкала соседка Тамара. Растолкала в метафорическом смысле, поскольку спим мы в разных комнатах. Тамара просто вдребезги разбила дверь и крикнула:

— Никита Валентинович, какая-то девушка звонит. По работе, должно быть.

Трубку я взял.

— Привет, Никитушка.

— Хеллоу, май бэби, как у вас говорится.

— Здорово, ты бодр и весел.

— Еще бы, в семь утра в выходной в трусах и босиком стоять на советском линолеуме. Или паркете.

— Ну извини, май лав. Моя подруга Шилли, случалось, говаривала: «Кто рано встает…»

— Тому Бог дает. А твоя подруга не говаривала, откуда она сперла сию мудрость?

— Собственно, я по поручению того кретина, мужа, короче. Маковкин, жлобина, ждет тебя сегодня через три часа в скверике возле Казанского собора.

— Он что, сдурел?! Мороз и солнце, день чудесный! Пускай в морге ждет, там еще холоднее! Козел!

— Ого! Обязательно, следующая встреча в морге, а эта — в скверике у Казанского собора. Гуд бай, и надеюсь, когда ты опять окажешься в одних трусах, я буду поблизости.

— Стой, стой. Откуда у тебя мой номер телефона?

— Ну, даешь. Элементарно, Ватсон, спасибо, в частности, купюрам со многими ноликами.

Маковкин практически не изменился. Лишь малость поседел. Габариты и мужественное выражение лица он сохранил.

Юрий Никитич степенно расхаживал вокруг гранитного валуна, скрытого снегом. На валуне выбит год — 18… Дальше не разобрать, снег. Маковкин упакован в сапоги, черные брюки и длиннющее коричневое пальто. Плюс черные усы, настоящие.

— Здорово, Чернышев.

— День добрый.

Старый урод. Но чувств выказывать нельзя.

— Решил подзаработать? Много Кротков обещал?

Ему приходится сильно повысить голос, порывы ветра нешуточные. Звук улетает в сторону.

— Смотря на чем.

— Бедняга. Я про Диму. Стараешься накропать что-нибудь по этому делу?

— Вроде.

— И как?

— А?

Вновь ветер. С-сука, ну и местечко.

— Успехи как? — Он поднимает воротник и складывает ладони рупором.

— Помаленьку.

— Чернышев, ты считаешь себя хорошим опером? Честно, без запинки. Хорошим или плохим?