Читать «Нелинейная фантастика» онлайн - страница 122

Георгий Иосифович Гуревич

Бывает такое в подлинных институтах. Бывает, к сожалению, и другое: честные и бесчестные бьются-бьются, колеблющиеся колеблются, равнодушные стоят в сторонке, беспринципные переходят со стороны на сторону. Наконец добродетель торжествует, а гроза не поддается. Равнодушна к морали равнодушная природа.

Сюжет с узнаванием занимательнее. Читатель не сразу узнает, какие чудеса «варятся» в НИИ, в первых главах автор о грозе помалкивает. Не знает этого и герой. Он посторонний. Самое убогое — корреспондент, и прескверный, не ведающий, куда его послали. Или же заблудившийся турист, или пронырливый мальчишка, перемахнувший через забор, или родственник уборщицы, или же несчастная жертва злоумышленных ученых, или отважный разведчик. Герой ничего не знает, ловит намеки, складывает догадки, читатель гадает вместе с ним. Только в эпилоге узнает: «Ух ты, на грозу идут! Ну и ну!»

Инфант настойчиво толкает меня на сюжет с узнаванием. Институт должен узнать, как чувствуют себя люди в фантастических условиях. Условия эти условны, созданы ППП. Эффект присутствия мнимый, разыгран ПП. Предпочтительнее, чтобы испытуемые не ведали, что проводится испытание, воспринимали свое присутствие всерьез.

Значит, они не сотрудники института. Они посторонние. Они не специалисты, люди без квалификации. Специалисты не поедут в некий невнятный НИИ в качестве подопытных кроликов. Но малограмотные нежелательны. Малограмотные не сумеют рассказать о своих ощущениях.

Ну вот и сузился круг выбора. Максимальная грамотность без квалификации. Очевидно, окончили десятилетку, а в институт не поступили. Свободны, немного растерянны, молоды, склонны нырнуть в неведомое. Лет семнадцать-восемнадцать.

Я долго подбирал имя главному герою. Это не так просто. Употребительных имен у нас немного, примерно сотня мужских, полсотни женских. Притом в литературе они приобрели смысловую окраску. Ваня — это простота, чистосердечие или же маска опрощения. Вася — бойкий ушлый малый, проворный и не слишком честный от прыткости. Андрей и Сергей — символы твердой правильности. Эдики — отрицательные пошляки, любители заграничных дисков и соблазнители. Валентины — из старой потомственной интеллигенции. Валерки в большинстве названы в честь Чкалова, родились перед войной, для Инфанта они староваты. Митя? «Митькой звали» — комично. Витя? Или Виталий, может быть? Не очень затасканное городское имя. Ну пусть будет Виталий. Все равно, в книге он — Я.

Он — я, не потому что он — я. От его имени идет повествование. Я, автор, предпочитаю эту лирическую форму, потому что она позволяет отвлекаться в сторону, рассуждать о том о сем, что в голову взбредет. Конечно, Виталий не я. Как-никак, сорок лет разницы. Но все равно сходства не избежать. Как и я, Виталий с детства хотел стать писателем. Он склонен наблюдать жизнь, наблюдать, а не активно действовать. А главное, как и меня, его восхищает сложность этого мира (а иначе я не поручил бы ему вести рассказ), радует возможность найти трудно объяснимое и объяснить все-таки. Он не слишком самостоятелен в действиях, но мыслит самостоятельно, даже (в отличие от меня) — самонадеянно. Есть тут и мальчишеская бравада, стремление отстоять от взрослых независимость своего Я. Мальчишеская бравада, конечно, к автору не имеет отношения.