Читать «Инстербург, до востребования» онлайн - страница 72
Елена Николаевна Георгиевская
— У меня никогда не было такой мании. Позвони в психушку насчёт Юли. Я серьёзно.
— У меня в общежитии как-то девушка вызвала 03, когда у неё соседка мебель в комнате стала поджигать. Приехали, посмеялись, мол, студенты дурака валяют, и уехали.
— А соседка что?
— Ничего. Поставила на пол сковородку, положила туда биографию Фрейда, подожгла, собрала вещи и, провожаемая клубами дыма, ушла. А ту девушку потом исключили за аморальное поведение — порчу казённого имущества… А тут полгорода свихнулось, и никого не забирают.
— Тебя нужно туда забрать, понял? Тебя.
— Уёбывай давай из моей машины, — предложил Марк.
— Скажи спасибо, что не получил по морде.
— Не хуй меня пугать, сто раз говорил. Я в армии служил.
— Ты что видел в этой своей армии? Чему тебя там научили — подстригать садовыми ножницами кусты возле штаба? Я в Израиле видел, как людей на куски разрывало, тебя бы туда, блядь. Или ты теперь играешь в национал-социалиста? Русского, немецкого, литовского — определился уже?
— Миша! — Марк откинул голову на спинку сиденья. — Я же всё это делал из-за Жанны, а не ради себя. Мне жалко. Я не мог не вступиться. Я всегда вступаюсь за людей, которые выделяются из толпы.
— Ты мог не писать весь этот бред моей жене? — в третий или четвёртый раз за вечер спросил Миша.
— А твоя жена, ты считаешь, очень гуманно к ней отнеслась?
— Эта дура, заслуживающая, по-твоему, гуманного отношения, достала вообще всех, — не выдержала Ася. — Так необходимо было подобным образом привлекать к себе внимание? Хотела лишний раз потрепать нам нервы? Эгоцентричка, садомазохистка, истеричка и мегаломанка.
— Цитирую, дорогая, — язвительно улыбнулся Марк. — «Некоторые кисейные барышни ужасаются моему образу мыслей, в глубине души понимая, что стали бы в десять раз хуже, переживи они одну десятую того, что я. И вряд ли хоть одна из них сможет умереть за идею, любую идею. А я смогу. Права человека для меня — не способ самовыразиться, не ниша, заняв которую, можно в будущем прославиться и бабки слупить. Это моя свобода, я сама; я ничего не сделаю, если не буду ощущать себя свободной и ничем не связанной. Это девочки, которых я люблю. Это девочки, которых я полюблю, когда они освободятся и станут такими, какими должны стать, а не такими, какими их хотят видеть отцы, и учителя, и клиенты с толстыми кошельками».
— Это написано в две тысячи первом году. И причём тут Жанна?
— Она и сейчас такая же, как в две тысячи первом году. А ты — нет.
— Хорошо, давай Жанна придёт к тебе домой с бомбой, и ты, умирая, простишь ей стремление уничтожить твою нацию, за то, что она в тридцать один год истерит, как старшеклассница, — вмешался Миша.
— Ты не понимаешь, фашизм — это не жидоедство, это интернационализм, на самом деле.
— Всё, — в тихом бешенстве проговорила Ася. — Дожили. Я больше не приеду сюда. Не только в этот город. А вообще в эту страну.
— Я смотрю, эмиграция излечила тебя от излишней общительности, дорогая, — обернулся к ней Марк, — или это положительное влияние твоего мужа?