Читать «Скопин-Шуйский. Похищение престола» онлайн - страница 182
Сергей Павлович Мосияш
— Обкладывают нас, Григорий Борисович.
— Вы правы, воевода, обкладывают, как медведя в берлоге. Вы там говорили с крестьянами, кто желает из них сражаться?
— Да мужчины, почитай, никто не отказывается на стену идти. Оно и понятно, я сказал, что ратники будут лучше питаться, прямо из котла. Только просят поучить, как стрелять из пищали.
— Дело нехитрое, научим. Предупредите всех, чтобы не толпились на площадях, особенно днем. Более к стенам, а лучше по кельям хорониться, когда начнется обстрел. Для нас стены — главное спасение, гарнизон-то невелик.
— Ничего. С мужиками тыщи две наберем.
— Все равно у поляков раз в десять больше будет. Надо сказать архимандриту, чтоб велел священникам в проповедях говорить, что нас окружили латыняне, люди не нашей веры.
— А зачем?
— Как зачем? Этим предупредим предательство. Среди черни обязательно сыщутся готовые перебежать к врагу. А если будут знать, что там католики, еще десять раз подумают, прежде чем переметнуться к иноверцам.
— Вы правы, Григорий Борисович.
Через полторы недели начался обстрел монастыря, ядра, как и предполагал воевода, падали на площади у Успенского собора, разбивая брошенные там телеги и возы. Люди вместе с животными, лошадьми, коровами прятались в кельях, у стен. Службы в церквах не прекращались, хотя от грохота колебались огоньки свечей, дрожали иконы. Прилетело, ударившись о стену собора и расколовшись, полое ядро, в котором было обнаружено письмо, адресованное архимандриту Иоасафу. Старец, получив эту грамоту, сказал:
— Ося милая душа, прочти, пожалуйста, я ж плохо вижу ныне.
Служка взял ее, расправил на столе, разгладил ладонями, начал читать:
— Вы беззаконники, презрели жалованные милости и ласку царя Ивана Васильевича…
— Ох, и наласкал же он нас, — вздохнул Иоасаф. — А ты читай, Ося, читай.
— …забыли сына его, а князю Василию Шуйскому доброходствуете и велите в городе Троицком воинство и народ весь стоять против государя царя Дмитрия Ивановича и его позорить и псовать неподобно, и царицу Марину Юрьевну, также и нас. И мы тебе, архимандрит Иоасаф, свидетельствуем и пишем словом царским, запрети попам и прочим монахам, чтобы они не учили воинство не покоряться царю Дмитрию.
Селевин Осип кончил чтение, взглянул на владыку.
— Все? — спросил Иоасаф.
— Все, святый отче.
— Очини-ка, Ося, перышко, да садись к бумаге, кажна грамота ответа просит. Ответим.
Селевин старательно очинил новое гусиное перо, умакнул в чернильницу, опробовал на краешке полученной грамоты. Придвинул чистый лист бумаги.
— Я готов, владыка, сказывай.
— Пиши, Ося. Да ведает ваше темное державство, что напрасно прельщаете Христово стадо православных христиан. Какая польза человеку возлюбить тьму больше света и преложить ложь на истину. Как же нам оставить вечную святую истинную свою христианскую веру греческого закона и покориться новым еретическим законам, которые прокляты четырьмя вселенскими патриархами? Никак не можно свершить подобного святотатства. Написал?
— Написал, владыка.
— Прочти, может, я что-то упустил.