Читать «Три орудия смерти - английский и русский параллельные тексты» онлайн

Честертон Гилбетр Кийт. Три орудия смерти

G. K. Chesterton The Three Tools of Death Both by calling and conviction Father Brown knew better than most of us, that every man is dignified when he is dead.	Гилберт Кийт Честертон Три орудия смерти По роду своей деятельности, а также и по убеждениям отец Браун лучше, чем большинство из нас, знал, что всякого человека удостаивают почестей и всяческого внимания, когда человек этот мертв.
But even he felt a pang of incongruity when he was knocked up at daybreak and told that Sir Aaron Armstrong had been murdered.	Но даже он был потрясен дикой нелепостью происшедшего, когда на рассвете его подняли с постели и сообщили, что сэр Арон Армстронг стал жертвой убийства.
There was something absurd and unseemly about secret violence in connection with so entirely entertaining and popular a figure.	Было что-то бессмысленное и постыдное в тайном злодеянии, совершенном над столь обворожительной и прославленной личностью.
For Sir Aaron Armstrong was entertaining to the point of being comic; and popular in such a manner as to be almost legendary.	Ведь сэр Арон был обворожителен до смешного, а слава его стала почти легендарной.
It was like hearing that Sunny Jim had hanged himself; or that Mr. Pickwick had died in Hanwell.	Новость произвела такое впечатление, словно вдруг стало известно, что Солнечный Джим повесился или мистер Пиквик умер в Хэнуэлле .
For though Sir Aaron was a philanthropist, and thus dealt with the darker side of our society, he prided himself on dealing with it in the brightest possible style.	Дело в том, что, хотя сэр Арон и был филантропом, а стало быть, соприкасался с темными сторонами нашего общества, он гордился тем, что соприкасается с ними в духе самого искреннего добродушия, какое только возможно.
His political and social speeches were cataracts of anecdotes and "loud laughter"; his bodily health was of a bursting sort; his ethics were all optimism; and he dealt with the Drink problem (his favourite topic) with that immortal or even monotonous gaiety which is so often a mark of the prosperous total abstainer.	Его речи на политические и общественные темы представляли собой каскад шуток и "громового смеха"; его здоровье было поистине цветущим, его нравственность зиждилась на неистребимом оптимизме, соприкасаясь с проблемой пьянства (это была излюбленная тема его рассуждений), он выказывал неувядаемую и даже несколько однообразную веселость, столь часто присущую человеку, который в рот не берет спиртного и не испытывает ни малейшей потребности выпить.
The established story of his conversion was familiar on the more puritanic platforms and pulpits, how he had been, when only a boy, drawn away from Scotch theology to Scotch whisky, and how he had risen out of both and become (as he modestly put it) what he was.	Общеизвестную историю его обращения в трезвенники постоянно поминали с самых пуританских трибун и кафедр, рассказывая, как он еще в раннем детстве был отвлечен от шотландского богословия пристрастием к шотландскому виски, как он вознесся превыше того и другого и стал (по собственному его скромному выражению) тем, кем он есть.
Yet his wide white beard, cherubic face, and sparkling spectacles, at the numberless dinners and congresses where they appeared, made it hard to believe, somehow, that he had ever been anything so morbid as either a dram-drinker or a Calvinist.	Правда, глядя на его пышную седую бороду, лицо херувима и очки, поблескивающие на бесчисленных обедах и заседаниях, где он неизменно присутствовал, трудно было поверить, что он мог когда-либо являть собою нечто столь тошнотворное, как умеренно пьющий человек или истовый кальвинист.