Читать «Моя нечаянная радость» онлайн - страница 93

– Мальчик твой ушел в свое время, именно тогда, когда ему было положено и предназначено. И не важно, где бы он находился: с тобой ли или еще где, он ушел бы именно в этот день и час. Тело что, оно тлен и ничего не чувствует, нету уже его тела, пустая оболочка. А вот душа такого чистого, ангельского ребенка, не проходя никаких чертог и испытаний, вознеслась сразу же в те высокие пределы, где существует и царит лишь безусловная, чистейшая Любовь Отца и его забота. Та Любовь что есть, начало всех начал, та, что есть Все. И так она высока и бесконечна, так прекрасна и мощна, что прочувствовать ее и перенести могут лишь такие светлые души, как этого ангельского ребенка. Но, только прикоснувшись к этой заботе, безопасности и Любви, почувствовав ее, он был сразу низвергнут вниз – в мучение и уныние.

– Зачем? – совершенно искренне расстроился и возмутился Матвей.

– Не зачем, а почему, – поправил его Старец Никон и снова, посмотрев пристально, строгим тоном объяснил: – Потому что ты его держишь тут своей болью, зовешь, оплакиваешь и скорбишь беспредельно. А умерших необходимо отпускать с легким сердцем, понимая, что они идут к Отцу, в его объятья и любовь. И грусть наша обязана быть светлой: не стенать и жалеть, что они нас оставили, а благодарить Господа за то, что были в нашей жизни, с нами и вспоминать все самое светлое и радостное, связанное с ними, чем одарили они нас. Когда люди несут в душе горе тяжелое и скорбь, оплакивают близких своих беспрестанно, они тем самым привязывают и не отпускают их дух от земли, мучают эти неприкаянные души. Твои слезы сердца истязают его, и он тонет в водах слез твоих. Никакие души удерживать нельзя, а такую чистую и подавно, она мучается больше иных во сто крат. И не для того я тебе это объясняю, чтобы ты новую вину себе придумал и погрузился в нее, а чтобы ты почувствовал и понял истину.

И Никон положил свою ладонь на грудь Матвею, туда, где стучало его измученное, больное отцовское сердце.

Сначала Батардин почувствовал необыкновенное приятное тепло, там, где лежала ладонь Старца, но через пару мгновений на него снизошли какое-то удивительное невероятное спокойствие и чистая радость. И вдруг, на какую-то краткую долю мгновения, на мимолетный вздох, Матвей почувствовал невероятную благодать, и его словно омыло изнутри настоящей любовью… Истинный смысл которой он понял только в этот краткий миг. И тут ясно и четко перед его мысленным взором появилось лицо Дениски, улыбнувшегося так светло и, подбадривая, радостно ему кивнувшего.

Спокойное, чистое, просветленное и одухотворенное лицо его ребенка.

И Матвей вздохнул, принимая простую, постигнутую им именно в этот краткий момент истину, и отпустил своего сына.

Совсем.

И вздохнул еще раз полной грудью. Первый раз после гибели Дениса, вздохнул полной грудью, освобождаясь от боли, вины, обвинений и скорби – словно чья-то незримая рука выгребла и вычистила из него всю муть и черноту, царившую там целый год.