Читать «Респубика ученых» онлайн - страница 88

Арно Шмидт

Вот тут самое время начать галантный разговор!: А как, собственно, будет по-русски «Я тебя люблю»? спросил я, сделав мечтательный вид. Она наморщила свой мускулистый лоб; но, видимо, вспомнив о своих обязанностях, ответила с мрачной кокетливостью: «Ja tebja ljublju» (Я принялся повторять jatebjaliubljujatebja, пока хватило терпения и сил».

«Позвольте узнать, что здесь написано?: рамочка на коридорной стене, выполненная с притязаниями на роскошь, хотя, впрочем, с немалым вкусом, в ней — слегка тонированная бумага с кудрявой, в завитушках, надписью. Она перевела ее, медленно, но без труда, вчитываясь в причудливую вязь строк:

«Ежели убьет русский писатель жителя США, то платить ему 10 рублей,/ если южноамериканца — 20 рублей,/ если араба, индийца, китайца — по 500 рублей или отдать взамен три пишущие машинки с лентой, двумя ластиками и тысячью листов почтовой бумаги сорта А — ГПС в придачу».

Видимо, на моем лице отразился ужас; так как она по-спортсменски отрывисто хохотнула и добродушно проворковала: «Ш-шут-тка. — : Вы — наш гость; уважаемый гость.» (Ничего себе: хорошенькое предписание! Но она): «Это из одного старого романа — середины прошлого века — принадлежащего перу товарища Ивана Михайловича Афанасьева.» Из ее уст громкие имена знаменитостей так и сыпались.

Последний этаж; тут же на стене табличка: «Тише! Соревнования по шахматам!» (Турнир претендентов на звание чемпиона мира. Мы бесшумно проскользнули в зал. На этот раз она из почтения к участникам лишь писала их имена в блокноте, показывая кончиком карандаша на того или иного шахматиста:!)./ А тут были все: Галахов и Кареев; Фортунатов и Вельянинофф-Сернофф; Спасович и Славатинский; созвездие самых блестящих имен! (Поразил меня товарищ Фортунатов — я представлял его себе гораздо старше: подумать только, человеку вот-вот стукнет сто, а он все еще участвует в турнирах, всякий раз занимая второе место! Поистине крепкий еще народ, эти русские: любо-дорого поглядеть — широкоплечий, плотный, с серебряной бородой; ни за что не дал бы ему больше шестидесяти!)/На турнире положение сложилось следующее: первые тридцать четыре места занимали русские, шахматисты из Советского Союза. Затем шли два бывших югослава (которые, похоже, тоже были уже очень и очень в летах; лиц их я не смог разглядеть, так низко склонились они над доской.) Далее — чех и четыре аргентинца./Единственный американец занимал сорок второе место (и на наших глазах проигрывал очередную партию; у него уже не хватало трех пешек.

Я, не произнеся ни слова, сочувственно пожал соотечественнику руку) / (Он встал и подвел меня к окну: «Нас обманывают!» свистящим шепотом произнес он: «Моему противнику на вид не больше двенадцати: в заявке на игру он значится как Стасюлевич! Но того-то я знаю давно — уверяю Вас, это не он! Правда, играет совершенно так же, как он: те же излюбленные начала, те же дьявольские ловушки. Узнал меня сразу же; и что-то понес насчет «курса омоложения!»). / Елена, горделиво-небрежно: «Мы только что подали новую заявку — просим впустить на остров еще четырех гроссмейстеров: отлично!»/ И тут же во взгляде ее загорелась смертельная ненависть: «Хотя обоих наших лучших игроков нет!..» Я с интересом взглянул на человека, сидевшего за первой доской:?: И ведь верно! Это был не Вовейкой, второй по силе шахматист мира! Самого чемпиона нигде не было видно: «Но ведь он и не должен участвовать в турнире». — Она едва сдержалась, чтобы не крикнуть на меня. Но, вспомнив, где мы находимся, прошипела: «Два раза тебе повторять?!»: Великий Рылеев и Вовейкой…» Она взяла себя в руки; и завершила презрительно: «…не присутствуют.»/ В коридор и вниз по лестнице -