Читать «Призрачные поезда» онлайн - страница 92

Елена Владимировна Колядина

Тверская, вернее, Горького, казалась более узкой, тут и там виднелись колокольни церквей, которых в реальности точно не было, попадались невысокие двухэтажные домики, половиной цоколя вросшие в культурный слой. Непрерывно сигналя, проезжали через неохотно расступавшуюся толпу старомодные автомобили.

В окнах выставлены патефоны, или граммофоны, забыл, как они называются и в чём разница, а с балконов свисали лозунги: «Да здравствует первый прораб метро – товарищ Каганович!», «Под землёй, на земле и на небе!». Не смолкали крики «Ура!». В толпе несли знамёна, плакаты «Есть метро!». Ненадолго движение застопорилось – из переулка выливалась дружная колонна демонстрантов, по двое несли буквы на длинных шестах: «М», «Е», «Т», «Р», «О». Далеко современным политтехнологам до здешнего креатива!

Пёстрый, звенящий и грохочущий шум наполнял воздух. Несколько девушек, взявшись под руки, шли позади меня шеренгой и пели. «Мы на поля зелёные вернемся закалённые, к труду и обороне готовые всегда!» Полдюжины школьников, споря между собой, тащили выпиленный из фанеры коричнево-жёлтый «вагон метро» – держали, словно щит, и глядели в прорезанные окна. Откуда-то летели листовки, усеявшие асфальт и булыжник. Из громкоговорителя грохотал марш. Я впервые в жизни полнейшим образом ощутил состояние, которое, безусловно, зовётся счастьем. Не кайф, не эйфория, не адреналин раш, не удовольствие – счастье.

Не помню, как вернулся назад, в метро, пробился сквозь очереди в кассы, пользуясь радостным столпотворением, проскочил зайцем (турникетов не было, билеты на входе проверяли контролёры в униформе); на «Кировской» просто вышел из вагона и оказался на «Чистых прудах». Почему и как это получилось, так сказать, технологически, я не мог объяснить.

На кухне пил чай мой новоявленный двоюродный брат Хмаров. Я стоял на пороге, всё ещё полный ликующего счастья, в голове звенел праздничный гул, звучал авиа-марш.

Какой поразительный переход. Здесь – и там. Насколько отличаются лица. Там – энергичные, налитые жизнью, а здесь… а где – здесь?

Ровно такое же ощущение, как после киносеанса: дико и невозможно всё это видеть – после.

– Чего долго, Трофимушка? – словно невзначай спросил дед.

Я напустил, сколько мог, спокойствия.

– На пустыре сказали – у Курского масло гуманитарное дают. Пока сходил, пока очередь остоял.

– Купил? – Явно думая о другом, произнёс дед.

– Не досталось. Представляете: час топтался, и аккурат передо мной вышло.

– Ну и бог с ним, с маслом, – равнодушно завершил распросы дед.

– А вода где? – я едва расслышал голос Василия.

– Что?

– Ведро брал. – Василий нахмурился.

– Ведро?

– Не играй идиота.

– Не помню. Забыл. Потерял.

– Я не знаю, как ему серьёзное дело поручать, если и с тем не справился, – забубнил Василий. – Прекраснодушный! Посудину теперь новою кто будет покупать?

– Так я тебе, я куплю. Настоящее, довоенное. Из «Икеи».

Я говорил какую-то ерунду – Фима ведь легко говорит, Фима златоуст – пытаясь вспомнить что-то, что-то сказанное, мелькнувшее… «Прекраснодушный»!