Читать «Призрачные поезда» онлайн - страница 67

– Я принял решение давно, очень-очень давно. Я принял решение даже не тогда, когда мою дочь выдворили из дома: я был там один раз, когда родился Фима, это был чудесный дом на берегу реки, но её муж всегда был ничтожеством; думаю, Фима перенял всю женственность от него и мужественность – от матери.

– А что сделал бы ты?

– Вышел бы с автоматом Калашникова на крыльцо, – хотя нет, зачем же, ведь у меня семья; ну да, впрочем ведь, её муж не способен был ни на что такое. О нет, я заминировал бы дом, чтобы сдетонировало, когда их семья обоснуется так же, как в старое время наша.

Я не понимал, о ком они говорят?

– Зачем? – продолжал разговор Хмаров. – Разве они были виноваты в нашей слабости?

Лицо Краснова стало наливаться румянцем.

– Наверное, нет. А знаешь, когда моя дочь, твоя тётя, шла в последний путь на Северный вокзал, – это была их последняя надежда, – бежать на Север, в области вечных льдов, – то они стояли и наблюдали, вот ровно как москвичи в сорок четвёртом, когда по Садовому кольцу вели колонны из пленных немцев. Но президент был интеллигентным человеком, он дал гарантии, поэтому в столице ничего не происходило. Почти ничего. И они влезали в переполненные поезда, закрывая выбитые окна матрасами, и вокзал провожал их криками. Ей нашлось место в тамбуре. Поезд неимоверно долго шёл, и раскачивался, и останавливался на каждой станции. В вагоны ломились и требовали транзитной пошлины. Проходили по коридору, и женщины отдавали им обручальные кольца и серьги, а мужчины прятали под лавками своих дочерей.

Тогда она сильнее прижимала Трофима к себе и гладила по его голове, рассказывая старинную сказку о добром и сильном витязе, который побеждал всякое зло, но был вероломно предан собственной женой, – она отплатила ему чёрной неблагодарностью за всё то, что он для неё сделал. Когда же он пытался усовещивать её, когда пытался поговорить с ней, хоть чуть-чуть разобраться: в ней, в прошлом, в себе, – то она включала эмоцию, понимаешь, она включала эмоцию, и это при том, что тогда, во время исхода на Север, она пошла к начальнику поезда и заставила выделить какой-то семье с тремя малыми детьми отдельное купе.

Я принял решение даже не тогда, когда её не стало, – а все эти годы я исподволь, через мужа, помогал им; сама она никогда не признала бы моей помощи.

– Нет, я совсем не знал тёти, – пробормотал Хмаров.

– Я принял решение тогда, когда увидел его, – генерал впервые прямо посмотрел в мою сторону, – и, если ничего не сделать, то, понял, эта частица нашей общей крови безвозвратно рассеется, растворится в мире. Я сражаюсь не для себя, нет. Я хочу, чтобы у него было счастливое будущее. Я хочу, чтобы он стал созидателем, чтобы он мог творить.

Я принял решение тогда, когда ясно понял, что абсолютно свободен от навязанных человеку «норм», «установок», «ограничений». Какой может быть «закон», если из всех Законов остался только один: «Машины у ворот не ставить!»?

Наверное, узнав, кем приходятся мне Краснов и Хмаров – родной дед по матери и двоюродный брат, я должен был ахнуть, вскрикнуть, хотя бы изумиться. Но я словно видел все со стороны, и Фима был не я, а посторонний мне человек. Объятий, восклицаний от счастья вновь обретённый родни не было. Дед лишь потёр ладонью по моей руке.